... сохранились ли у литературы какие-то, извините за банальность, высшие духовные функции? Или они только рудимент нашей исторической литературной культуры, особой в России, с которой мы никак не можем расстаться, по крайней мере, на словах. А если только на словах, то не пора ли «прервать заседание»? Какой в нём смысл?

Печатно и экранно нам без конца внушают: освободись от внутренней скованности, от предрассудков и комплексов, от ограничений и запретов. Лолита Милявская резюмирует с экрана:
— Не надо сдерживать чувства, это не мочевой пузырь.
Именно так наставлял Ф. Ницше «белокурую бестию», обустраивая её пространство по ту сторону добра и зла.
Между тем в трактовке К. Юнга под комплексом понимается эмоционально заряженная группа идей или образов. Фрейд весьма настороженно относился к расхожему употреблению этого слова...
Но в нашем массовом сознании произошла некая инверсия. Комплексом стали называть всё архаическое, болезненное, навязчивое, всё, что якобы мешает человеку проявлять свои здоровые инстинкты.

... полное и скорое утоление «низших» потребностей снижает духовную высоту человека, незаметно ещё сильнее приковывает его к узкой сфере самоценного умножения чисто внешних форм жизни, ведущих к культивированию многосторонности насладительных ощущений и связанных с ними «бессмысленных желаний, привычек и нелепейших выдумок». Всё это оборачивается, в свою очередь, наращиванием самих сугубо материальных потребностей, наркотически насыщаемых разнородными вещами, что делает человека пленником собственных ощущений.

В одной из наших бесед министр культуры Александр Сергеевич Соколов сказал примерно следующее: «Вот две книги – Библия и телефонный справочник. По размерам они одинаковы, в обеих вы черпаете ценную информацию. Но одна из них – явление культуры, другая – продукт цивилизации». Очень точная и образная характеристика особенностей современного бытия.
Какова роль журналистики в этом процессе? Определяющая. Но чтобы выполнить эту роль, надо ей соответствовать.

Мироощущение русского человека всегда имело вертикальную ценностную направленность: к небу, Богу, Отчизне, обществу. И поскольку всё это такие вещи, которые нельзя пощупать, понюхать, употребить внутрь, порядочным человеком считался тот, у кого духовные интересы доминировали над материальными.
... Теперь у некоторых есть миллион, и не один, и не рублёвый. И немногие сохранили вертикальность своей ценностной шкалы, переворотились в горизонтальное положение.

... от старых, фальшивых правил мы избавились, но никаких новых, нормальных, органичных, естественных не получили. Человек, освободившийся от внешнего диктата, оказался не свободен от самого себя. Ещё Фрейд показал, что самые сильные, обуревающие индивида инстинкты – эрос (любовь) и танатос (смерть). Агрессия, кровь, убийства, как и секс, эротика, всегда привлекают зрителей. Такова природа. Поэтому история человечества – это история культуры, цель которой во все времена состояла в облагораживании и сублимации страстей. Сегодня в условиях утверждения «рынка без правил» именно эти начала постоянно используют СМИ. Больше эротики и крови – больше аудитория – дороже реклама – выше дивиденды хозяев СМИ.

... Какие же они жестокие – взрослые люди!

Умные или хотя бы образованные интеллигентные люди не нужны были в нашей стране изначально. Их бегство, «философские» пароходы, ГУЛАГ, психушки, КГБ, парткомы, вечное безденежье… Но если раньше она, интеллигенция, мешала партии и правительству, а потому её и не могли не замечать, то сегодня её просто игнорируют. Ну есть она и есть. И живёт она сама по себе. На подачки всё той же власти, в своей достойной бедности.

Объективная хозяйственная ситуация в стране, … требует в ближайшие пять лет совершить невозможный экономический прорыв. И мы либо сможем делом доказать, что наши традиционные ценности высокопродуктивны, либо правы окажутся Ясин и его единомышленники, ещё двадцать лет назад досконально объяснившие нам: без эгоизма и курса на наживу, специально организуемой и культивируемой бедности и безработицы не будет нормальной жизни.

Когда-то Владимир Соловьёв, определяя суть человеческого общества, первое отличие видел в сострадании, а второе – в стыде. Сейчас мы вынуждены констатировать стремительный процесс расчеловечивания. Процесс, заметим, всеобщий. «Пробил час отказа от стыда в Европе», свидетельствует западный автор.
У нас же бесстыдство стало процессом тотальным, всезахватывающим, уже почти не прикрываемым даже лицемерно. И именно в культуре.

ГРИМАСЫ ЖИЗНИ
О НОСТАЛЬГИИ И МИСТИКЕ ИМЁН