ТРУД ПЕРЕСТАЛ БЫТЬ ОСНОВОЙ БЛАГОПОЛУЧИЯ
Юрий КРУПНОВ, председатель Партии развития, www.kroupnov.ru

ВСЕ ТЕПЕРЬ – ЛЕВЫЕ!

То, что с 1960-х годов не смогли сделать пропагандисты КПСС, за последние пятнадцать лет блестяще сделал сам новорусский капитализм. Речам кремлёвских старцев он противопоставил жажду наживы в каждой точке социального бытия.

Созданную систему, конечно, можно облагообразить, превратив её в мало-мальски сносный хоспис для большей части бедного населения. И при этом до бесконечности призывать с высоких трибун всех новорусских богачей «делиться» с бедными, быть социально ответственными, не жалеть денег на благотворительность. Но природу сложившейся системы это не затронет: в ней выживают наиболее приспособленные, в одиночку или стаями, олигархи же тем временем вывозят капиталы в офшоры, а своих детей – в уютные страны.

И вот теперь до ошалевшего населения окончательно дошло, что победившие «эффективные менеджеры» сделали его непрофильным активом. Отсюда и массовый разворот от нового капитализма к старому социализму. Особенно очевидно это на чубайсовском СПС, которого коммунисты ныне справедливо обвиняют в перехвате своих самых крутых лозунгов.
Все сегодня стали левыми. Все опять делают очевидный на первый взгляд вывод: хотели капитализма – вот и получите. Теперь-то, мол, ясно, что социализм лучше.

Но, может быть, пора перестать делать очевидные и удобные для ленивого разума выводы? Может, пора осознать: дело не в том, что лучше – капитализм или социализм, а в том, как нам вернуть умственную и нравственную самостоятельность. Как из побитого испытаниями населения опять стать народом, вновь научиться не выживать, а добиваться для себя достойной жизни.
Социализм, к сожалению, никак не конкретизирует ответ на главный вопрос: что должно лежать в основании системы, которая восстановит в стране достоинство каждого человека и страну как мировую державу.

И ключом к ответу на вопрос о том, что с нами происходит, являются для меня пьесы Островского и книги Достоевского, которые по социально-экономической достоверности воспринимаются репортажами с российских улиц.

Но означает это вовсе не то, что капитализм плох или социализм хорош, а то, что действия режимов Горбачёва и Ельцина вогнали нас, страну, в 60-е годы XIX века. И проблема в том, как выбраться из позапрошлого столетия.

В ТРЁХ СОСНАХ ЛОЖНЫХ АЛЬТЕРНАТИВ

Страна до сих пор никак не соберётся с мыслями и делами. Не определит необходимый новый общественный строй. И никак не поставит цели развития. Всех проняла блестящая речь президента Путина в Мюнхене. Я сам видел, как многие люди на следующий день буквально выпрямили спины. Но это ещё никак не новый курс и тем более не план развития страны. И даже не первое указание на позитивный идеал и образ нашего общественного бытия.

Это пока ещё только первые ощупывания государственного «тела» после чуть ли не полувековой инерции и даже прострации верховной власти.
Наше общество по-прежнему остаётся, как это определил в 2001 году в «Литгазете» Александр Александрович Зиновьев, рогатым зайцем: «Социальная организация постсоветской России является гибридом советизма и западнизма. В охотничьем музее в Мюнхене экспонируется коллекция чудовищ, скомбинированных из частей охотничьих трофеев. Среди них – чучело зайца с рогами и копытами. Постсоветский социальный гибрид напоминает мне этого рогатого зайца». Рога, вероятно, от социализма (советизма). А заяц – от капитализма (западнизма). А в целом – мутант, экземпляр, требующий выбраковки.

Мы – расщеплённая страна, поскольку не задаём прямые вопросы, а бродим в трёх и даже двух соснах ложных альтернатив. Капитализм и социализм, правые – левые, олигархи – простой народ, богатые и бедные – все эти разделения помогают расщеплять общество на противостоящие группы и заводить их в тупики.

Если движителем перестройки, которую Зиновьев сразу же назвал катастройкой, был правый популизм, завершившийся приватизацией, то теперь на вооружение принимается популизм левый.

А проблема в том, чтобы построить предельно эффективную экономику, способную развивать страну. Гайдарономике и грефономике необходимо противопоставить экономику развития.

И тут абсолютно недостаточно заставить богатых делиться. Тут надо заново выучиться производить новое общественное богатство, достаточное для огромной страны, сделать так, чтобы самые способные и талантливые организаторы получали максимальное поле для приложения своих сил и, работая на страну, работали бы и на себя. А это всегда можно сделать только одним способом – развитием передового промышленного труда.

РАБОТАЮЩИЕ БЕДНЫЕ

Суть нынешнего общества легко вскрывается формулой из двух слов: «работающие бедные». Это, между прочим, устоявшийся ныне термин социологии, открывшей: доступ к труду в России вовсе не означает обеспечения достойной жизни семьи.

То есть имитируется занятость по-социалистически, а результат – гроши вместо зарплаты по-капиталистически.

Что это означает? Что накопление богатства происходит вне и помимо труда. То есть страна живёт не от труда и не по труду.

Но сама ситуация возникла ещё в позднесоветский период. Только тогда были приписки, а сегодня недописки (уход от налогов), тогда бюджетные средства «осваивались», а сегодня они «пилятся». Перестройка никак не решила проблему труда. Более того, сделала ставку на окончательный отказ от труда и переход к чуждому нашей цивилизации принципу: раз разбогател – значит, хорошо поработал.

Традиционный российский принцип исходит из прямо противоположного принципа: хорошо поработал – будет и достаток. Принцип же радикального протестантизма (из чего вырос так называемый западнизм) – ставка на индивида и культивирование эгоизма. Российская традиция – на личность и общее, общенародное дело. Каждому по труду – это вовсе не социалистическая, а восточнохристианская, православная, русская модель общественного устройства.

Не из социализма вырастает русское мировоззрение, а из русского мировоззрения выработалась абсолютно оригинальная модель советского социализма и достижения первых пятилеток 1930-х годов. И ставка на доктрину построения социализма в отдельной стране была конкретно-исторической формой реализации принципов тысячелетней русской цивилизации.

Новорусский же капитализм, по сути, есть исполнение хрущёвского гуляш-коммунизма (это определение дал психолог Эрик Фромм), когда трудовая основа нашей жизни была ликвидирована и в программе построения коммунизма к 1980 году была сформулирована принципиально другая цель: «каждому по потребностям».

Наш же экономический принцип замечательно сформулировал отец Сергий Булгаков, сто лет назад написавший, что труд и построенный на нём хозяйственный процесс «организует природу, …превращает мир в художественное произведение, в котором из каждого продукта светит его идея, и весь мир в совокупности становится космосом, как побеждённый, усмирённый и изнутри просветлённый хаос. Поэтому победа хозяйства выражается в космической победе красоты».
Но восстановление самобытной цивилизационной основы нашей жизни требует подтверждения ежедневным трудом и прямого, делом, опровержения ключевой к нам претензии, сформулированной лидером либералов Евгением Ясиным: «Традиционные русские ценности во многом привлекательны, но в целом низкопродуктивны».

РЫВОК В БУДУЩЕЕ

Объективная хозяйственная ситуация в стране, выражающаяся в запустении большинства территорий и деградации производств и инфраструктур советского периода, требует в ближайшие пять лет совершить невозможный экономический прорыв. И мы либо сможем делом доказать, что наши традиционные ценности высокопродуктивны, либо правы окажутся Ясин и его единомышленники, ещё двадцать лет назад досконально объяснившие нам: без эгоизма и курса на наживу, специально организуемой и культивируемой бедности и безработицы не будет нормальной жизни.

Чего мы должны достичь за пять ближайших лет?
– Сократить смертность населения минимум в полтора раза, с 16 до 10 случаев на 10 тыс. человек, рождаемость поднять на 20 процентов. Сейчас со стороны правительства здесь никакого планирования нет вообще, всё отдано стихии.
– Строить жилья минимум в четыре раза больше.
– Поднять уровень жизни на Дальнем Востоке минимум в два раза, остановить бегство населения с дальневосточных территорий и увеличить его количество в полтора раза.
– Промышленный прорыв: организовать не менее миллиона новых рабочих мест для работников высшей квалификации и не менее пяти миллионов рабочих мест для работников средней квалификации.
– Энергетическое развитие: сохранить уровни добычи газа и довести добычу нефти до 500 млн. тонн в год.
– Организовать революцию в атомной энергетике, подготовив все базовые условия для перехода на промышленный замкнутый ядерный топливный цикл с 2015 года и запустив первые десять малых атомных электростанций.
– Заложить фундамент нового общественного строя, построенного на принципе: личность как основа соборной русской цивилизации – в виде 100 новых малых городов (до 50 тыс. жителей) и 100 связанных с ними кластеров промышленного развития.
– Стать мировым лидером, противопоставив глобализации практику мирового развития, т.е. образцово-показательного решения мировых проблем на своей территории.

…Выслушивая сегодня бесконечные заверения популистов всех мастей об отстаивании ими «интересов простого народа», пора, наверное, ответить: простых народов не бывает. Народы, как только становятся простыми, деградируют в население, а потом и вовсе исчезают. Их вычёркивают из истории. Нам пора вновь становиться народом сложным, именно – народом.

СПАСИТЕЛЬНЫЕ ГРЁЗЫ
СМИ НЕ ДОЛЖНЫ КАСАТЬСЯ ОСТРЫХ ВОПРОСОВ
Александр МЕЛИХОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

ПОСЛЕДНИЙ АРГУМЕНТ

И в самом деле – что с нами происходит? Вопрос Андрея Столярова задан как нельзя вовремя. Ведь в современном мире телевидение способно создать «любой призрак, любой фантом»… И не только телевидение. Пропаганда каждой партии плодит свои фантомы.

Так, может быть, отключить все телеканалы, позакрывать все газеты? И социальная истина откроется нам во всей своей наготе?

Увы, опыт человечества показывает: отсутствие информации порождает слухи в тысячу раз более нелепые и далёкие от истины, чем борьба рациональных партийных интересов. Ибо фантомы порождаются не средствами массовой информации, а неустранимой природой нашей собственной психики.

Стоит только посмотреть, насколько разными глазами без всякого телеэкрана каждый из нас видит друзей и врагов, оценивает собственные достижения и достижения своих конкурентов…

Когда-то давным-давно, начиная писать так называемую интеллектуальную прозу, я пытался изобразить героя, который бы на наших глазах «производил на свет» какую-то истину. И в этом процессе невольно время от времени приходилось выходить на философские диалоги: один говорит что-то умное, другой ещё умнее возражает, и так в конце концов все приходят к какой-то истине.

Однако обнаружилось: споры эти бесконечны. Я понял: никого нельзя убедить, отыскав какой-то последний аргумент. Его не существует! Убедить может только некий образ, который вызывает душевное потрясение и этим убивает желание возражать. Конечно, логическая возможность спорить остаётся всегда. Но желание исчезает.

И, следовательно, истина – это любая коллективная иллюзия, коллективная грёза, которая убивает скепсис.

БОГАТЫЙ – ЗНАЧИТ УМНЫЙ?

Так обстоит дело даже в точных науках. Поппер, правда, настаивал на том, что хотя доказать научную гипотезу действительно невозможно, но можно все-таки её опровергнуть. Однако и это, на мой взгляд, не так. Нет никакой возможности отличить опровергающий эксперимент от проблемы, с разрешением которой следует повременить, – иногда это растягивается на целые десятилетия: граница проводится совершенно произвольно в зависимости от того, адвокатскую или прокурорскую позицию мы займём по отношению к оцениваемой теории.

Нет, это вовсе не шутка, а констатация факта: новые теории не только в политике, но и в физике побеждают благодаря тому, что вымирают сторонники старых.

Но как же практические успехи науки?! Они огромны и восхитительны. Но на каком основании именно материальный успех следует считать критерием истины? Не считаем же мы Романа Абрамовича самым умным человеком в сегодняшней России только потому, что он самый богатый?

Избрав в качестве критерия истины практические достижения, наука выбрала именно тот критерий, с точки зрения которого она и есть самая правильная. Все критерии каждой социальной группой создаются «под себя», и наука в этом отношении поступает так же, как все прочие, – оценивает себя по тому параметру, по которому она наиболее успешна.

Так я и пришёл к ответу на простенький вопрос «Что есть истина?» – истина неотделима от механизма её формирования. Что выпускает колбасная фабрика, то и есть колбаса, что порождает наш мозг, то и есть истина. Данной минуты и данного мозга. Пока в нём снова не проснётся скепсис. Нет объективных законов мышления – есть физиология деятельности мозга, настроенного доминирующей культурой, системой доминирующих предвзятостей данной социальной группы. И всё, что она называет законами мышления, есть не более чем её идеализированное самоописание.

СОЦИАЛЬНАЯ ИСТИНА НЕВОЗМОЖНА

Вопрос на первый взгляд абстрактный, но на самом деле имеющий первостепенную важность, ибо истина есть то, что вызывает согласие.
Вот теперь мы и приблизились к ответу на вопрос, почему невозможна социальная истина? Почему в самых элементарных социально-политических вопросах люди приблизительно равного интеллекта и более или менее сходной культуры веками не могут прийти не то что к полному согласию, но хотя бы не к прямо противоположным убеждениям, неизбежно порождающим сначала подозрение в недобросовестности, а затем презрение и ненависть?

Причина этого заключается в том, что в естественных науках модели выбираются из соображений их практической эффективности. А при выборе моделей социально-политических люди пытаются решить сразу две взаимоисключающие задачи: добиться практической эффективности и выстроить психологически приемлемую воображаемую картину мира.
И это препятствие делает социальную истину невозможной: позитивный образ будущего необходим нам ничуть не менее, чем точный прогноз. А следовательно, иллюзии составляют не только неизбежный, но и совершенно необходимый элемент социальной действительности.

И речь может идти не о том, чтобы заменить иллюзорную реальность подлинной, – это и невозможно, и не нужно, – но лишь о том, чтобы вытеснить неплодотворные иллюзии плодотворными.

После этого мы можем ответить и на вопрос, для чего нужно государство: для сохранения и развития общенационального достояния – территории, природных богатств. И – наравне с этим – коллективных иллюзий.

В этом нет никакого конфликта личного и общественного, ибо самоубийства, наркомания, алкоголизм, депрессивность, немотивированная преступность, на мой взгляд, суть прямые следствия упадка воодушевляющих коллективных иллюзий.

Именно иллюзии наполняют теплом и делают пригодным для жизни и относительной бесконфликтности наш общий дом.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ МОНОТОННАЯ ОБЫДЕННОСТЬ!

И какие же иллюзии желательно создавать или хотя бы поощрять сегодняшнему государству?

Прежде всего совершенно новые фантомы, новые грёзы создать, по-видимому, просто невозможно. Можно лишь трансформировать уже существующие. Сегодня, я думаю, желательна их эволюция из экстремистских, утопических форм в более умеренные, рациональные.

Конфликты иллюзий – наиболее непримиримые из всех конфликтов. В их основе – смысл жизни, воображаемая картина мира, в которой каждая из сторон конфликта только и может ощущать себя красивой и достойной уважения.
Всякий диалог между ними может быть лишь чередой взаимных оскорблений, настолько неправдоподобных в глазах оскорбляемой стороны, что их невозможно расценить иначе как сознательную клевету. И всякая попытка раскрыть глаза сопернику на его заблуждения способна лишь сильнее укрепить его в этих самых заблуждениях.

Поэтому, возможно, не самая глупая информационная политика государства как раз и состоит в том, чтобы творимая им коллективная картина мира не касалась острых вопросов, взывающих к немедленному решению (для которого каждая иллюзия считает необходимым прежде всего устранить из общественной жизни своих соперниц), но, напротив, порождала бы впечатление монотонной обыденности. Ведь в этой ситуации проще всего осуществить переход к более компромиссному поколению.

Национальное примирение не может состояться между «жертвами и палачами», при том что каждая сторона считает жертвой именно себя.
Но если страна получит десять лет монотонного существования (невыносимого для психопатов и фанатиков), располагающего нормальных людей к снисходительности, то естественное желание последних пребывать в мире со средой своего социального обитания приведёт к тому, что носители разных взглядов на развитие России уже не станут клеймить друг друга завистниками и садистами, предателями и наймитами.

ВСЛЕД ЗА СВЯЩЕННОЙ МЕСТЬЮ

Уж на что остервенело истребляли друг друга французы во время своей канонической и до сих пор воспеваемой революции, но сегодня памятники королям соседствуют с набережной имени какого-нибудь Робеспьера, а прах Наполеона, погубившего своими авантюрами чуть ли не четверть тогдашних французов, покоится под великолепным куполом Дома инвалидов, куда со всего света стекаются массы туристов.

И никто не заикается ни о национальной спеси, ни о будто бы вечно рабской народной душе – по одной-единственной причине: ни от Робеспьера, ни от Наполеона никто из ныне живущих лично не пострадал.

Это не слишком хорошо говорит о людях с их склонностью ненавидеть собственных врагов и прощать чужих, собственных демонизировать, чужих едва ли не эстетизировать. Но если бы мы все за чужие страдания мстили так же жестоко, как за свои, человечество бы уже давно истребило себя во имя священной мести.

Поэтому создавать для подрастающего поколения пусть малоинтересную, пусть подслащённую (но не настолько, чтобы стошнило) информационную среду в ожидании, пока наиболее униженные и оскорблённые сойдут с исторической арены, – эта информационная политика может быть расценена как своего рода высший пилотаж.
Возможно, при стремлении к социальной стабильности высший пилотаж и заключается в том, чтобы не возноситься слишком высоко.

14/2007