У каждого автора есть наверное самое важное для него произведение. Это - мое.

"Как же мне все надоело. Опостылело... - думала Клара возвращаясь с работы, навьюченная сумками из супермаркета. Она только что отоварилась на ближайшую неделю. Так как они решили экономить на всем,посыльного из магазина она не брала.
- Ничего. Занесу как нибудь, ни впервой - уговаривала она себя, забежав за Йоником в школу - ясно что купленного на неделю хватит дня на три, но ничего, можно будет забежать в магазинчик рядом с работой и прикупить недостающее. Ещё Рахелька большая уже, может и сама сходить за молоком.
- Нужно не забыть заскочить к портнихе забрать подшитые брюки. Господи на кого я стала похожа - Клара мельком глянула на себя в зеркало, висящее при входе в школу. На неё смотрела уставшая, слегка взлохмаченная женщина лет сорока, с синяками под глазами из за хронического недосыпа и слегка намечающимися морщинами.
Клара с горечью оглядела представшую перед ней картину, особенно внимательно вглядываясь в свой так никуда и не ушедший после последних родов живот, как будто он сойдёт на нет, испепели она его взглядом.
- Йонь привет, давай быстрее, нам ещё за Талькой надо - она как всегда, напряглась от неутомимого сыновнего натиска.
- Мам, мне нужен учебник. Мама, тут записка от учительницы. Ма ,а мы пойдём сегодня в "Макдональдс" а? Мам а можно ко мне придёт Галь. Мам, ты знаешь мне очень нравится Галь, она самая красивая девочка в классе. И вообще я решил на ней жениться. Но не сейчас, а когда вырасту. Скажи папе, что мне нужно поставить новую программу на компьютер.
- Йонь, я сейчас с ума сойду от твоих "ста слов в минуту". Давай скорее, пожалуйста. Мы как всегда опаздываем.
Ну вот опять я зря его обидела - сразу мысленно пожалела она - почему я все время лечу куда-то. Времени нет ни на что, ни на себя, ни на детей. Вчера, ещё вчера, мне было двадцать. И никаких животов и морщин. Как за один день я вдруг стала почти сорокалетней женщиной с тремя детьми и тремя ссудами в банке?
О господи, о чем я думаю, ясли сейчас закроются и придётся платить штраф за опoздание - спохватилась Клара.
Посадив Йоника в машину, она рванула в ясли - слава богу, старшая, Рахель, уже большая и добирается до дому сама.
В яслях она застала зарёванную и благоухающую Талю. Воспитательница укоризненно пожала плечами - вы же знаете как она не любит оставаться последней.
Она уныло пошла за мокрыми салфетками. Умытое и обласканное дитя льнуло к Кларе и она вдруг подумала о том, что недалеко за горами то время, когда дети вырастут и морщины её станут куда более глубокими и не захотят они вот так нежно льнуть к ней и ждать её, и ловить каждое её слово. И Йонька станет выпаливать свои сто слов кому-то, а не ей. И прекрасные и умные Талька и Рахель сами станут обнимать тёплое, пахнущее молоком...
И о том, какая она в общем-то счастливая. Со всеми вечными болезнями, покупками и долгами. Со всеми заботами, упавшими на её плечи. Это было её мгновение. Осознание факта, что жизнь удалась.
Вдруг в её голове откуда-то появилась мысль об ещё одном ребёнке.
- Подумаешь ещё одна ссуда, что нам впервой.
С этой счастливой мыслью, усадив свои несметные сокровища в машину она поехала домой. Кларе пахло весной. Жизнь играла всеми красками радуги.

Глава вторая

Клара проснулась в полпятого от мучительного приступа утреннего токсикоза. Мысль оказалась материальной и брошенное в эфир пожелание заполучить ещё одного младенца, благополучно и практически молниеносно воплотилось в жизнь. Она уже и сожалела о скоропалительном желании, с ужасом представляя все жизненные трудности сопряжённые с оным. Мошик,или Мишка в прошлой жизни, тихо посапывал рядом, смешно растопырив пальцы ног и выставив наружу волосатое пузо тридцативосьмилетнего мужчины "в самом расцвете сил". Клара нежно погладила его плечо. Тошнота отступила вместе с чёрными мыслями. Она с умилением вспомнила как он носился с ней, как с писаной торбой, когда она была беременна Рахелью. Он безумно хотел мальчика. Каждый день выискивая все новые и новые словари с именами, красиво звучащими на трёх языках.
- Мы не хотим портить ребёнку будущее, где бы он ни захотел жить, его имя должно быть звучным - нудил Мишка, тогда ещё совсем молодой и подающий надежды инженер строитель.
- И вообще у тебя слабая спина, как ты выдержишь эту беременность?
Клара усмехнулась. С тех пор вопросы её спины отпали и начались вопросы связанные со счётом в банке. После рождения Рахель, вдруг оказалось, что ребёнок, это не только агушеньки и грудное молоко, но и громадные денежные расходы, о которых их явно забыли предупредить. И хотя родители всегда им периодически что-то подбрасывали, уровень жизни двух молодых специалистов скользнул вниз и чуть не опустился за пресловутую черту бедности. Выручала дополнительная работа Мошика, которую он стал брать домой.
Очнувшись от воспоминаний и глянув на часы, она подскочила в кровати. Вчера не было никаких сил готовить, видимо сказывалась беременность. Она всегда ослабевала в первый триместр. Как будто кто-то пил из неё соки, впрочем что было недалеко от истины.
- Дети вернутся из школы и съедят меня. Надо пойти, хоть что-то сделать - подумала Клара. Перспектива вылезания из тёплой постели в столь ранее время и предугадывание ароматов готовящейся еды вызвали дополнительный приступ тошноты.
- Hу его, отведу их есть гамургер, сто шекелей туда, сто шекелей сюда нас не спасут. Она повернулась на другой бок, убедившись, что будильник позвонит ровно через час, и сладко уснула на широком и мягком Мошкином плече, которое стало абсолютно родным за пятнадцать лет их в общем-то счастливого брака.

На работе её ждал ещё один день. Секретарша лениво попивала кофе, начальник как всегда опаздывал.
Клара посмотрела на свой живот. Каждый раз она поражалась своему соучастию в этом таинстве. В первую беременность она надеялась что вот сейчас, вот ещё чуть-чуть и ей откроются все тайны бытия. Но живот рос и жил отдельной жизнью, а тайны так и остались запечатанными за семью замками. От этого осталось даже какое-то ощущение лёгкой обиды . Её использовали как сосуд, она не чувствовала себя волшебницей творящей жизнь, скорее инструментом для творения.
- Клара. Клара! Тебя Виктор зовёт - сквозь грёзы к ней прорвался голос секретарши.
- Надо будет ему сказать, хотя нет, обойдётся, ещё рано - промелькнула мысль у неё в голове. Клара считалась неплохим специалистом в своей области.
- Кларочка, подготовь инструменты, у нас сегодня много народу.
Клара привычными, доведёнными до автоматизма движениями раскладывала инструменты,готовила порошки, смеси и лекарства. Стоматологическая клиника просыпалась и уже стали появляться первые пациенты. Она в принципе любила свою работу.
Учиться серьёзно у неё не получилось. Сначала репатриация, потом буквально через год свадьба, потом через полгода - рождение Рахельки.
Да,они поженились по залёту. Она вспомнила налившиеся кровью глаза отца, немигающие, страшные, в упор разглядывающие щуплую тогда Мишкину фигуру. На неё он даже смотреть не мог. Он презирал её тогда. Любимая дочка, отличница, надежда всей семьи. И вдруг беременность в 19 лет. У него были совсем другие планы на её будущее. Слава богу, мама Миши разрулила тогда эту ужасную ситуацию. Она засуетилась, стала всех очень громко приглашать к столу. Бурно радоваться внуку. Почему они все так были уверены в том, что у неё мальчик? Она чувствовала, что это не так, но хранила это в себе. Боялась их расстроить.
Какими детьми они тогда были... Хотя, что собственно изменилось с тех пор, кроме их тел, чуть более взрослых, обрюзгших, стремящихся ближе к земле?
В душе она оставaлась все такой же слегка замкнутой девочкой, обманувшей надежды самых близких ей людей.
- Как тебя зовут, девочка - в кресле сидела первая пациентка. Старушка лет семидесяти, с ярко красной помадой на губах и белым прозрачным пухом вместо волос. Kлара подумала что эта помада очень портит её благородное лицо.
- Я Клара - улыбнувшись сказала она - простите, но помаду придётся стереть. Клара протянула старушке мокрую салфетку.
Это был такой же день в череде дней её жизни. Все так же сыпался песок в песочных часах, которые перевернули 38 лет назад её родители.А в животе у неё стучало сердце нового человека. Они с Мишкой снова перевернyли ещё одни песочные часы.

Глава третья

Арье Лейб сквозь дрёму вспоминал события недавнего прошлого. Ничто в его тихой, размеренной жизни не предвещало бесславного, страшного конца. Он вспоминал маленький покосившийся домик в деревне, со смешным названием Кобылка, в зелёной бессарабской глуши. Раннее утро, колодец. Мать, тяжеловатой походкой несущая полные ведра. Её обветренное и прекрасное лицо, русые волосы, выбившиеся из под косынки.
- Гойка - так насмешливо звал её отец, за синие небесные глаза и римский, чётко очерченный, профиль. Она действительно смотрелась невесть откуда залетевшей птицей, среди черноглазых и волооких сестёр. Отец грезил Эрец Исруел. Он чуть не бросил их всех в погоне за этой мечтой. На его пути встал дед. Сильный был человек. Волевой. Без царя в голове. В деревне его боялась не только родня, нo даже местная ватага парней старалась обходить его стороной. Обещал найти и убить, если бросит семью.
То ли совесть в отце взыграла, то ли действительно дедa испугался, но никуда он тогда не уехал. Жаль наверное, потому что может быть, хотя бы он остался бы жив и не ушло бы все их семя в золу Освенцима.
Никого не пожалела старуха с косой. Ни маленькую Рахель, ни отца, ни даже деда. Их старого, несгибаемого деда. Он ушёл первым. Слишком непокорен был его нрав, чтобы жить так, как им пришлось жить эти последние месяцы. Он просто вышел из колонны. Это было настолько странно и неожиданно для конвоиров, что они не сразу поняли что происходит. Он успел отойти метров на сто, когда короткая очередь прервала жизнь Хаима-Янкеля Фиша, семидесяти лет отроду, снова обретшего свободу от очередного бренного земного существования. А они тогда продолжали идти. Он видел как отец молча плачет и как смотрит мать, взглядом загнанной гордой лани.

Он тихо уснул, забывшись от тяжких воспоминаний. Откуда-то сверху уютно стучало материнское сердце. Он стал одним с ней, связанный новой общей судьбой. Верхний конус песочных часов его новой жизни был ещё полон и песок сыпался вниз тонкой, ровной, убаюкивающей струйкой.

Какая-то вселенская печаль поглотила Клару. Ей не было внешних объяснений. На работе и дома все шло своим чередом. Таля благополучно отказалась от подгузников и полюбила щеголять по дому босоногая и голопопая. Шкодник Йонька часто этим пользовался, так и норовя залепить сестричке звонкую и очень обидную оплеуху. Клара устала его ругать и решила пустить это дело на самотёк. Самое смешное, что Таля неплохо и сама справилась. Брата она любила и во всем ему подражала. Поэтому Йоня сам понял что пора прекращать, когда получил пару неожиданно сильных тумакoв от мелкой Тальки.
У Рахели кипела и бурлила своя жизнь. Ей скоро исполнялось восемнадцать, близилось окончание школы и её с головой поглoтили экзамены. Кроме этого, Клара не раз замечала мечтательную блуждающую улыбку на её лице. Рахель, как и Клара, была девочкой тихой, чуть замкнутой. Шумные компании её пугали и до сих пор, насколько Клара знала, ничего серьёзного у неё с мальчиками не происходило.

Мысли о детях чуть отвлекли её и облако печали чуть отступило, ушло обратно вглубь.
- Неужели гормоны так играют? Но ни за одну беременность я не помню ничего подобного - размышляла она.
- Может мне чего-то не хватает, витаминa бэ например.
Самоуспокоение не помогало и душевные метания, грусть и какая-то то ли злость, то ли ярость даже, стали её постоянными спутниками. Ей казалось, что она видит внутренним зрением источник этих эмоций. Закрывая глаза, она концентрировалась на центре живота, на том самом месте, где тихо рос её новый ребёнок. Это были совершенно незнакомые ей ощущения и она боялась рассказывать о них даже Мишке. Так и несла это в себе. Между тем живот рос и ей казалось что она уже чувствует это волшебное ощущение, будто бабочка пролетела внутри. Первые, очень мягкие движения своего ребёнка.

Она все больше отдалялась от внешнего мира. Как это часто случается с беременными женщинами, все её чувства, мысли и устремления были обращены внутрь. Нет, она продолжала все так же утром вставать на работу, собирать детей, произносить ласковые слова. Но это будто бы была вторая Клара, а она настоящая находилась где-то между небом и землёй, став одним с ещё неродившимся существом. Это второе её существование наполняло её ужасной, неизмеримой болью. С каждым днем болело все сильнее и однажды вся эта боль и ужас проявились на физическом уровне и Клару увезли в больницу с острым приступом аппендицита.
- Он не доверяет мне. Он не хочет наружу - плакала Клара.
- Он чувствует мои сомнения. Но я люблю тебя. Я люблю тебя нерожденного больше всего на свете.Я спрячу тебя у моей груди, тебя никто никогда не обидит. И весь мир будет у наших ног... Только пожалуйста, сделай так чтобы с этим ребёнком ничего не случилось.
У неё поднялась температура и начался бред. Мошик дежурил у её постели.

- Уже давно развеян пепел. Ты поедешь туда на экскурсию. Это больно, но уже совсем не страшно.
- Клара ты бредишь. Клара, очнись... Уже все хорошо тебе сделали операцию. С ребёнком все хорошо.
- Мне снился наш сын. Он не хотел, но я уговорила его, я обещала...
- Кларочка, очнись, это только сон. Это от наркоза. У нас будет мальчик и с ним все хорошо.
- Да, с ним все хорошо. Ему было очень плохо. Но с ним все хорошо...

Глава четвёртая

Воспоминания Арие Лейба становились все менее отчётливыми. Он уже не помнил, кого он вспоминал и кто были эти люди. Черно-белым калейдоскопом мелькали картины чьей-то жизни.
Коровник. Сладко и чуть затхло пахнет парным молоком, сеном и навозом. Какая-то высокая женщина кормит ребёнка. Он чувствует её любящий взгляд, он слышит её мысли.
"Он будет жить долго и счастливо.Он родит много детей. Это дерево будет плодоносить вечно.Он увидит Иерусалим".
Мёртвый старик на обочине, в грязи, весь в крови. Его слепые глаза обращены к небу. На его мёртвом лице странная умиротворённая полуулыбка. Кто-то завидовал этому старику. Он только не может вспомнить кто.
Опять женщина из коровника. Она в другом ряду.
- Мааамааааааааааааааааааааа.Все. Он её больше никогда не увидит.
Человек с узнаваемым лицом, от которого остались одни мощи, носит камни. Он тоже носит камни. Человек шепчет ему - работай. В работе спасение. Но он не может. Он больше не может. Он хочет уснуть и пусть тёплой мягкой периной ему станет земля, а снежный покров долгожданным саваном. Он не хочет жить. - Зачем я родился? Жизнь - это средоточие зла. В этом мире мне нет места. Я не хочу иметь здесь своё место. Я хочу НАВСЕГДА уйти из этого страшного мира. Вспышка. Темнота. Никто и нигде. Мира нет. меня нет, времени нет. Все сложилось в бесконечную точку.

Глава пятая

У Миши случилось неожиданное повышение по службе. Ему предложили должность начальника крупного строительного проекта. Должность включала в себя массу невиданных ими доселе привилегий. Машину от работы, накопительную пенсионную программу и много других приятных мелочей. Он радовался как ребёнок. Посадив Тальку на плечи он изображал лошадь, одновременно ухитряясь периодически наезжать на Йоника, который моментально включился в игру. Клара, ещё не совсем оправившаяся от операции, с умилением наблюдала за своим многочисленным семейством. Даже серьёзная и в последнее время сильно напряжённая экзаменами Рахель включилась в всеобщее веселье.
- Видишь мой мальчик, как хороша бывает эта жизнь? - вдруг подумала Клара.
- Посмотри какая семья ждёт тебя и уже любит.
Словно почувствовав её мысли, Таля слезла со спины отца, подошла к Кларе и прижалась щекой к её животу.
- Блатик, Аличка - пролепетала она. Холесий. Ляля.
- А ведь действительно Арие - Арик, Аринька - словно примеряя имя как новую одежду, подумала Клара.
- Миша, по моему, Таля сейчас дала имя своему брату.
- Ну Арик, так Арик. Лев. Почти в честь моего отца... Хорошее имя для пацана. А представляете себе как мы загуляем. Сядем в две машины и поедем гулять по стране. Здесь так много красивых мест, про которые мы ещё ничего не знаем - размечтался Мишка.
- Малого засунем мне за спину, купим специальное сидение и вперёд. А Рахель, что скажешь? Поедешь гулять с семейством?
- Что-то мне ещё не здоровится, я пойду , полежу - сказала Клара. Она снова уплывала куда-то на одиноком и грустном облаке.

Перед внутренним взором души звавшейся в последнем своём пребывании на земле Арье-Лейбом, мелькали вереницы воплощений - рождение, жизнь, смерть. Словно кто-то включил длинную ленту немого кино. Немого, потому что все звучало только внутри. Лента прокручивалась с конца.
Иногда, по каким-то неведомым законам временная хронология нарушалась.
Иногда эпизоды из нескольких жизней смешивались друг с другом.
Он видел древний Иерусалим. Он присутствивал при разрушении храма. Он горел на костре, разожжённом испанской инквизицией. Он был рождён и уничтожен бессчётное множество раз.
Лишь одно событие повторялось из раза в раз, из жизни в жизнь. Высокая, светловолосая женщина каждый раз предсказывала ему, что он будет жить долго и его род никогда не угаснет. Но ни в одном из воплощений ему не удавалось осуществить предсказанное. Каждая его жизнь оканчивалась ещё в больших муках чем предыдущая. С каждым разом он все больше уверивался в жестокости этого мира, и с каждым разом все быстрее стремился оттуда уйти. Но какая-то неуловимая сила возвращала его на землю снова и снова. И снова и снова он делал свой выбор.
Он не хотел жить. Это нежелание разросталось в нем чёрным цветком ещё в материнской утробе. Он мечтал о забвении. Об истинном небытии.

Глава шестая

Слепое белое солнце тускло светило сквозь пыльную бурю. Клара всегда очень плохо чувствовала себя здешней весной, в то время, когда приходили сюда эти ужасные ветра из пустыни. В пыльной дымке город выглядел живым мертвецом. Сквозь завесу пыли, словно неживые, проглядывали здания и деревья. Всегда такой белый, слепяще-нарядный под безжалостным дневным солнцем, сегодня город стал похож на собственный призрак, затерявшийся где-то между временем и пространством. Вне времени и пространства. Клара забылась в тревожном сне.
Мальчик, нет, подросток стоял рядом с морем. Он был абсолютно гол. Рядом на песке лежала его одежда. Заходило солнце. Единственное что нарушало эту умиротворённую картину, были его глаза . Глаза загнанного, раненого зверя. Она поняла, что стоит только захотеть, она сможет увидеть мир через призму его зрения. Усилием воли она заглянула в его мысли.
- Зачем они оставили в живых именно меня? Они перебили всех, всю деревню. Я должен был умереть одним из первых, но я испугался, я хотел жить и они пришли и убили их всех на моих глазах. Проклятые римляне. Как жесток наш бог, как ужасен и тёмен этот мир.
Мальчик стал заходить в воду. Клара поначалу подумала, что свежее дыхание воды придаст ему сил. Но вот он зашёл в воду по горло и мягкие волны стали накрывать его с головой. Он просто стоял покорно, не пытаясь сопротивляться, просто ждал, когда милосердное море избавит его от этих мук и он обретёт долгожданное забвение. Словно услышав его молитвы, накатило несколько высоких волн и его хрупкое тело исчезло, словно растворившись, под водой.
Резко подскочив на кровати, Клара усилием воли скинула с себя чары страшного сна.
- Эти хамсины сведут меня когда-нибудь с ума.
Тусклое белое солнце заходило, дав возможность родиться назавтра новому свежему дню.

Живот округлился и потяжелел и Клара все больше прислушивалась к новой жизни, растущей у неё внутри. Восьмой месяц - как время пролетело - думала она. Мальчик, Арик, как они все с лёгкой подачи маленькой Тали, стали его называть, уже вовсю подавал признаки жизни. Клара, улыбаясь, сравнивала его нежные тихие прикосновения с бурными Талькиными проявлениями жизни. Талька дралась отчаянно и у Клары периодически возникало ощущение что в животе живёт не маленькая девочка, а парочка буйных революционеров. Она вспомнила, как будучи беременной, наблюдала свой квадратный живот . Тали видимо решила тогда перевернуться туда и обратно несколько раз. Движения Арика ощущались совсем по другому. Все было тише, нежнее, спокойнее и как-то грустнее, что-ли.
В последнее время её очень заботила старшая дочь. С ней что-то происходило. Обычно тихая и спокойная, она вдруг стала как-то резко отвечать на любой, обращённый к ней вопрос, закрываться в своей комнате. Как-то Клара услышала, что она плачет, попыталась пробиться к ней, но лишь нарвалась на стену злого отчаяния.
- Не поздно ли для переходного возраста? Ей ведь в армию скоро, как она пойдёт туда в таком состоянии?
Клара подозревала, что кроме стресса от экзаменов, тут замешана романтика. Она вспоминала себя в восемнадцать.Она не имела права на переходный возраст, потому что детство оборвалось и началась взрослая жизнь.
- Кем я хочу быть, когда вырaсту? - а я ведь не успела вовремя спросить себя об этом, и выросла... И до сих пор не знаю, кем я хочу быть - подумала вдруг Клара. У Рахели есть возможность не спешить взрослеть, вот даже переходный возраст она решила начать в восемнадцать...Наверное, это к лучшему.
Вдруг, что-то ледяное зашевелилось в Клариной душе и она бросив взгляд на брюки заметила, что они перепачканы в крови. Все её дети приходили в этот мир ровно посредине тридцатьдевятой недели и ни разу за беременность у неё не возникало мысли, что это может быть иначе. Ей стало жарко, сердце забилось с бешеной скоростью и она попыталась сообразить, что же ей делать сейчас. Она с ужасом поняла, что не может вспомнить номер скорой помощи. И тогда, дрожащими руками она лихорадочно стала набирать Мишкин номер. Его мобильный телефон как назло оказался отключённым .
Клара почувствовала , как весь мир вокруг покрылся тусклой плёнкой, предметы потеряли свои привычные формы и стали удаляться от неё. В это время Рахель, возвращаясь из школы, поворачивала ключ в замке.

Глава седьмая

Человек шёл по пустыне. Выжженная почва, казалось, забыла о существовании воды. Нещадно слепило и обжигало солнце. Редкие пустынные растения словно пытались распластаться по земле, приникнуть к ней в поисках долгожданной влаги. Человек шёл не зная куда и не зная зачем. Просто шёл. Он исходил так не первую и не вторую жизнь. Ему говорили зачем, но он не слышал. Ему показывали всевозможные варианты пути, но он не видел. Он был глух и слеп и все что он видел вокруг себя - это сухую безжизненную поверхность.
Он не был таким с самого начала. У него, как и у остальных, были открыты все дороги.
Но он неизбежно находил себя здесь, в пустыне. Без воды и еды, без близких и друзей. Внутри него звучали голоса, но он отмахивался от них как от назойливых мух. Cначала очень слабо, потом все сильнее и сильнее, практически переходя в крик звучал голос: " живи... Это твой последний шанс понять зачем и как".

Клара очнулась на операционном столе. Вокруг суетились врачи и медсестры. Клара было испугалась, что она уже умерла, но тут она узнала черты гинеколога, к которому приходила советоваться в прошлую беременность. Рассуждая логически, что он вроде не умирал, значит и она жива, она вдруг вспомнила о том что с ней случилось.
- Очнулась - улыбнулся ей молодой врач стоявший слева. - Не переживайте, все хорошо. Мы делаем вам кесарево. У вас отторжение плаценты и это действительно необходимо. Постарайтесь успокоиться. Мы сделали вам местный наркоз и вы ничего не почувствуете.
Клара попыталась посмотреть в сторону живота, но ничего не увидела. В районе груди у неё висело что-то вроде простыни и все что она видела, это головы врачей, стоявших рядом с её животом.
В коридоре Миша нервно кусал губы, слушая рассказ старшей дочери. Рахель возбуждённо рассказывала о том, как она обнаружила мать без сознания в окровавленной одежде, как вызвала скорую, как пыталась докричаться до Клары, пока скорая не приехала. Она была бледна как полотно и видимо основательно напугана происшедшим.
Мишка вдруг с нежностью подумал о ней: "Выросла моя маленькая девочка. Она так похожа на ту Клару, которую я встретил много лет назад". Он обнял Рахель за плечи и сказал, что все самое страшное уже позади, и что он очень горд ею, тем как оперативно она отреагировала.
Рахель вдруг заплакала горькими слезами у него на плече, словно маленькая, так как умеют плакать только дети, из глубины души, от всего сердца. Выходил весь ужас, который она испытала. И потом, она чувствовала себя виноватой. В последнее время у них с матерью отношения совсем разладились, и Рахель не делала никаких скидок на материнскую беременность.
Из операционной вышел молодой врач и направился напрямик к Мише и Рахели.

Клара брела по незнакомой пустынной местности. Унылый вид вокруг навевал тоску. Она помнила, что ищет здесь кого-то и надо обязательно продолжать идти, иначе случится что-то страшное и непоправимое. Ей ужасно хотелось пить. Но на километры вокруг не было ни капли воды. Только сухая потрескавшаяся почва. Вдруг Клара обнаружила что она стоит у подножия горы. Иди - сказал ей кто-то - он ждёт. Он согласен.
И она стала взбираться на гору, на четвереньках, обдирая руки и ноги в кровь, соскальзывая, нависая над пропастью. Посредине, она, потеряв ориентир, вдруг поняла, что падает, скатывается кубарем. Она зацепилась за уступ краешком платья, всеми силами пыталась удержаться и не упасть...
- Жить будет - откуда-то снаружи были слышны голоса.
Клара медленно , мучительно прорываясь в эту реальность, открыла глаза. Из тумана стали вырисовываться знакомые черты врача, делавшего ей операцию. Вспомнив, что она в больнице она судорожно пыталась спросить что-то, прочистив пересохшее горло.
- Им занимаются врачи. Опасность миновала и для него и для вас. Поспите - сказал знакомый доктор.
Клара прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, что же произошло там, на той горе посреди пустыни...

Рахель молча плакала, зажав рот кулаком. Миша пытался понять, что же теперь делать раньше. Бежать ли к Кларе, хотя наверное к ней ещё не пускают, или к сыну... Как же так - он вновь и вновь перебирал в уме слова врача.
- У ребёнка предположение на врождённое генетическое заболевание. Это встречается очень редко. Видимо какая-то генная мутация. Но с точным диагнозом придётся пока подождать. У него сильнейшее поражение слуха и зрения. Насколько, будет яснее, когда он подрастёт. Пока что, хорошие новости, что и он, и мать, вне опасности. Хотя она сильно ослабла, она потеряла много крови.
Злые, усталые слезы текли у Миши по щекам.
- Слепоглухонемой. Хотя, никто не сказал, что он немой... Чего это я - в уме его рисовались картины их будущего, одна страшнее другой.
- Как я скажу об этом Кларе - подумал он и из груди у него вырвалось непроизвольное, сдавленное всхлипывание. Рахель подошла к нему, обняла его крепко и сквозь слезы сказала - папа, они вне опасности, а это главное. Мы же выдюжим, мы сильные. У нас все будет хорошо.

Глава восьмая

Как же так - молча думала Клара, глотая слезы - это наверное из за нехватки витаминов, или из за моего возраста. Нельзя так поздно рожать. Нельзя плодить... - она захлебнулась страшной и жестокой, невысказанной, и ещё невыплаканной мыслью.
В комнату зашла молоденькая русская медсестра - давайте, мамочка, будем вставать понемножку. А то вы тут совсем залежались. А чего глаза мокрые, гормоны играют? - медсестра запнулась на полуслове, разглядев Кларину фамилию на спинке кровати. Тон её изменился, стал вдруг серьёзным и очень добрым - не плачьте так. Все будет хорошо. Вы к нему ходили уже?
- Нет, мне пока не разрешали вставать.Мне ещё его не показывали. А можно уже? - Клара вдруг испугалась чуть ли не до смерти, как будто ей хотели показать не собственного ребёнка, а что-то из потустороннего мира.
- Не можно а нужно, и вообще хватит тут водопад разводить - медсестра скрывала собственное смущение под напускным весельем - встаём на счёт три и потихонечку идём.
Клара встала, покачнулась и снова села на постели. - Ещё разочек.
Вторая попытка оказалась более успешной и Клара под руку с медсестрой побрела к выходу из палаты. На неё, шушукаясь, стали оглядываться её соседки по палате - Hеужели все уже знают? - глаза её снова наполнились слезами.
- Я здесь побуду сама, ладно - попросила Клара медсестру - вы не переживайте, я обратно доберусь - Клара выдавила из себя жалкое подобие улыбки.
Жадно устремившись взглядом за окно, там где лежали стройными рядами несколько недоношенных, кричащих младенцев в инкубаторах, она попыталась разыскать свою фамилию. Вдруг её внимание привлёк крохотный младенец , лежащий недалеко от окна.
Он лежал совсем тихо, посасывая собственную руку. Глаза его были широко открыты, они были пронзительного небесного цвета. На неё смотрело отточенное, красивое, какое-то не-младенческое, крохотное лицо. - Он - шепнуло ей что-то внутри, взгляд её скользнул на табличку на инкубаторе, на которой было написано то, что она так искала.
И в этот момент как будто глыбу льда растопило у неё внутри, где-то в районе сердца. Из глаз у неё потекли тёплые солёные слезы а на лице воцарилась мягкая улыбка - маленький мой мальчик, я с тобой. Я всегда буду с тобой...

Миша днями и ночами не вылезал из интернета. Оказывается, понятие слепоглухонемого приказало долго жить.Он зачитывался цитатами из Хелен Келлер, он скачал "ослом" одноимённый "оскaроносный" фильм. Он пытался ухватиться за ошмётки любой информации, как тонущий за последний спасательный круг. Он откопал достижения советских педагогов, выучивших ребят с похожим диагнозом. Ребята эти достигли потрясающих успехов. Миша жадно зачитывался интервью с пятидесятилетним писателем, заодно отмечая, какими техническими приспособлениями достигается его связь с внешним миром.
Рахель вдруг резко повзрослела и очень поддерживала родителей, оказавшись не по годам умной, доброй и отзывчивой. Миша с необыкновенной нежностью думал о том, что если они вырастили такую дочь, они ещё многое смогут.
Младшие дети реагировали на нового члена семьи достаточно естественно, слегка ревнуя и требуя внимания. Как ни странно, младшенькая легче восприняла все изменения,а вот сын бунтовал и периодически регрессировал.
Клара же наоборот не хотела ничего читать, слышать и видеть. Она отдалась материнству от и до. Всеми фибрами своей души она полюбила этого мальчика. Слепой, глухой... Это все не имело для неё никакого значения. Это был её мальчик. Её кровь и плоть и что-то ещё. Что-то, что она не могла определить словами. Они заканчивались и оставалась лишь одна чистая энергия любви, идущая напрямую. Нет, не из сердца даже, из недр бессмертной, вечной души человеческой.

Глава девятая

Мир Арье состоял из пространственно-временной гаммы запахов, вкусов и прикосновений. Мягкое, податливое, тёплое, вкусно пахнущее сладким запахом молока преобладало.
Было ещё несколько других, повторяющихся. Терпкое, чуть жестковатое, резко пахнущее и колючее. Мягкое, запахом лёгких духов, слегка напоминающее первое, доминирующее, но без родного запаха молока.
Иногда приходили иные запахи, чужие, незнакомые. Это пугало и заставляло сжаться в комок, требуя поскорее мягкое и знакомое, то с чем связывала невидимая телепатическая нить.
Стоило ему ощутить голод, тут же рот его ловил сладкое прикосновение материнского соска. И словно сама жизнь входила в него с каждым сделанным глотком. Если становилось холодно и мокро, заботливые руки совершали над ним таинственные процедуры, после которых становилось сухо, тепло и надёжно. Его мир , сузившийся до пределов одной небольшой семьи, оказался наполненным до краёв одной субстанцией - вселенской, всепоглощающей и всепрощающей любовью.
Клара же словно и не замечала его отличия от других её детей. С первыми тремя детьми, она была матерью ровно настолько, насколько это было нужно. Её действия ничем не отличались от сегодняшних. И других детей, она конечно тоже любила.Но в глубине души, ей хотелось сбежать от всего этого и вернутся через года три, когда повзрослеют, и не нужно будет этой её тотальной самоотдачи другому существу.
Но с Арие все было по другому. Ей хотелось быть с ним каждую минуту его существования. Она была безумно счастлива каждым мгновением её материнской самоотдачи. Между ними была протянута невидимая тонкая нить. Ей хотелось просто жить, отдавая всю себя этому ребёнку.

- Мы никак не можем понять в чем нарушение. Физиологически никаких отклонений не наблюдается. Скорее всего, речь идёт о неврологическом нарушении. Нужно продолжать делать проверки. Кстати, насколько я понял, со слухом у него похожая картина - профессор шумно дышал, видимо страдая одышкой - поверьте, он в хороших руках и все что возможно делать , мы делаем. Но для начала, надо разобраться в сути проблемы. А он ещё очень мал. Мы пошлём вас на дополнительные тесты, которые видимо придётся делать неоднократно. Пока что, придётся набраться терпения.
Миша ловил каждое слово, слегка наклонившись вперёд.Клара слушала в вполуха. На руках у неё спокойно лежал маленький Арик. Он подрос за эти полгода, хорошо набрал вес. Поначалу он практически не реагировал на окружающее. Но вот уже с месяц, как только она подходила поближе, на лице его воцарялась беззубая улыбка. Нос его подрагивал, внюхиваясь в знакомый запах, ручки тянулись в сторону мягкого и тёплого, того, что согревало, и кормило и окунало с головой в поток любви. Он чувствовал это поле любви каждой клеточкой своего маленького тельца. Он купался в ней, словно в море. И что-то оттаивало в его древней израненной душе, как сосулька, попавшая под первое, ещё холодное, мартовское солнце.

Пустыня по которой он шёл, вдруг стала чуть более цветной. Тут и там, мелькали признаки жизни - изумрудной ящерицей, быстро скрывшейся за поворотом. Маковым цветком, ещё одиноким, подросшим на обочине. Он остановился около цветка. Ему вдруг захотелось смотреть на него, не переставая. Вокруг ещё все было серо и туманно. Но в этой маленькой точке шла своя жизнь. На стебельке удобно расположилась божья коровка. На бутон вдруг присела маленькая невзрачная белая бабочка.
- Иди, вдруг услышал он - иди, живи...

глава десятая

Никакого чуда не произошло. А если и произошло, то оно оказалось удивительно будничным и не волшебным. Клара вдруг стала замечать что её сын реагирует на звук и на свет. Она боялась делиться с кем-то этим своим открытием , словно боялась спугнуть надежду.
Однажды, когда вся семья находилась в салоне, Йонька очень громко хлопнул входной дверью. И Арие заплакал. Он испугался. Миша и Клара переглянулись и заплакали вместе с ним. Миша подхватил его на руки, и стал громко говорить ему что-то смеясь и плача одновременно. Арик вдруг успокоился и заинтересованно замолчал, глядя на отца. Рахель же улыбнулась и сказала, что она знала, что все так и произойдёт.
Пустыня Арие превратилась в оазис, расцвеченный яркими красками, привнесёнными любовью близких ему людей.
Впрочем никакой метаморфозы не произошло. Просто любовь близких стала тем светом, который позволил ему увидеть и услышать всю прелесть и красоту этого волшебного места, называемого жизнью.

Послесловие

Арие приоткрыл глаза и первое что он увидел, была его морщинистая, переделавшая много дел, рука. Вся в мелких конопушках, солнечных отметинах.
- Что папа, плохо? - рядом с ним сидела немолодая, миловидная женщина.
- Клара, все хорошо, солнышко. Иди поспи. Пожалуйста.
Арие снова задремал. Перед ним калейдоскопом мелькали воспоминания его длинной нынешней жизни. Вехи пути. Мама - волшебное воспоминание нахлынуло на него и он незримо ощутил её светлое присутствие. Воспоминания о ней всегда приходили сладким запахом. Мама рассказывала ему историю его рождения, хотя сам он ничего не помнил. О его врождённом неизвестном недуге. О волшебном исцелении. О её любви к нему. Правда об этом она могла не рассказывать. Её любовь сопровождала его на всем его длинно