Зима выдалась суровая.
Казалось, не будет конца этим метелям и трескучим морозам, этой льдистой туманной дымке, укутавшей всё вокруг, этой безмолвной ослепительной тишине...
Духи покинули этот мир.
От племени осталась жалкая горстка - холод и мор давно унесли с собой самых слабых. Оставшиеся перебрались в жилище шамана - вместе легче было переживать страх неизбежной гибели; да и хворосту на поддержание огня в очаге требовалось гораздо меньше.
- Духи покинули этот мир, - шамкал беззубым ртом старый седой шаман, застыв у огня заледеневшей глыбой. - Духи отвернулись от меня...
Но, как прежде, каждое полнолуние он устраивал камлание, призывая духов абаасы вернуться в застывший мир.
Духи безмолствовали.

Я хорошо помнил ту ночь, когда шаман глухо сказал вождю:
- Надо идти к Небесному Камню. Я стар и уже не смогу повторить тот путь.
Вождь долго молчал, играя желваками, избегая заглядывать в мутные колодца глаз шамана. Наконец он поднял тяжелый взгляд:
- У меня осталось лишь несколько воинов и охотников. На счету каждый. Без них племя умрет раньше, чем посланник принесет осколок Небесного Камня.
- Без Небесного Камня племя умрет так или иначе, - возразил шаман и зашёлся лающим кашлем.

Мы были старшими из тех, кто только готовился стать мужчиной.
Я и мой заклятый враг Кайгал, сын вождя.
Мы одновременно вступили в световой круг перед очагом, зло посверкивая друг на друга глазами, готовые сцепиться тут же, перед старейшинами.
Кайгал был слабее меня; но бешеная злоба заставляла его раз за разом бросаться в драку, едва заживали синяки и ссадины, полученные им в прошлой схватке.
Вот и теперь мы, сжав кулаки, стояли друг против друга, ожидая выбора старейшин. И оба чувствовали насмешливый взгляд прекрасной Оюннар, прячущейся в глубине жилища за спинами настороженно примолкших женщин.
Вождь мрачно переводил взгляд с одного на другого, оглядывая с ног до головы.
- Пойдете вдвоем, - и резко махнул рукой, словно вычеркивая нас из списка живых.

Сборы были недолгими - мы просто выбрали, что потеплее, из кучи сваленной в углу одежды. Взяли с собой луки - копья нам не доверяли: не было в нас еще достаточно силы, чтобы метнуть копье в летящего навстречу зверя. Да несколько кремниевых камней в кожаном мешочке, прикрепленном к поясу - вот и все снаряжение.
- Небесный Камень убивает дерзких, - сказал на прощание шаман. - Будьте почтительны к духам.
Избегая смотреть в строну молчаливо плачущих женщин, я кивнул и закинул за плечо пустую котомку - для пищи, которую повезет найти в пути.
Если повезет.

Путь был неблизким - три дневных перехода.
Мы бежали на специальных полозьях, примотанных к ногам высушенными жилами; я прокладывал путь. Кайгал бежал след в след, изредка спотыкаясь и падая. Я втайне надеялся, что он упадет и больше не поднимется, но вскоре опять слышал у себя за спиной его шумное пыхтение. Иногда мы останавливались передохнуть, привалившись спинами к звенящим от мороза кедровым стволам и успокаивая бешено колотящееся сердце. В один из таких привалов я заметил сквозь переплетения ветвей большое дупло. Срываясь и оскальзываясь, я с трудом добрался до беличьего гнезда и выгреб несколько пригоршен кедровых орехов и сухих грибов.
К полудню второго дня мы увидели зайца; странно, что он забежал в этот мертвый край.
Мы одновременно сорвали луки, но стрела Кайгала оказалась удачливее. Он нелепо скакал возле поверженного зверька и торжествующе выкрикивал что-то в серое небо; а я лишь сплевывал свою ненависть, душившую меня. Плевки замерзали на полпути и звенящими шариками прыгали по обледенелому насту.
Затем, на ночном привале, разведя костер под прикрытием скалистой сопки, Кайгал еле дождался, пока огонь чуть оближет добычу, а затем набросился на еду, громко урча от удовольствия. Мне он оставил лишь кости с ошметками полусырого мяса. Я полночи перетирал кости зубами, через силу сглатывая жалкие останки вместе с желанием убить того, кто сыто сопел по другую сторону костра...
Остаток пути мы провели молча - как, впрочем, и весь предыдущий путь. Да и о чём было нам говорить? Я и так знал, зачем он отправился со мной. Небесный Камень даёт силу - а с ней и власть. Вождь стар, как и шаман - на смену доложен придти молодой и сильный. Чтобы единовластно править племенем. Чтобы взять в жены прекрасную Оюннар. Кто иной посмеет претендовать на это, кроме него, Кайгала, сына вождя, прикасавшегося к Дару Духов?!
Я заскрежетал зубами.
Еще посмотрим, кто первым найдет осколок Небесного Камня.

Он открылся сразу - как только мы перевалили через Медвежью сопку.
Камень лежал внизу, огромный, тускло сверкающий, а вокруг веером рассыпались когда-то поверженные вековые сосны.
Кайгал заорал, выпуская наружу вместе с белым паром свое торжество; а затем кубарем скатился по склону сопки, сопровождаемый сверкающим снежным шлейфом.
"Небесный Камень убивает дерзких," - послышались мне слова старого шамана, и я в благоговении опустился на колени, моля духов быть милостивыми ко мне.
Словно услышав мольбы, Небесный Камень мягко засветился у основания, и от него протянулись почти невидимые фиолетовые нити, тонкие и извилистые, навстречу бежавшему человеку.
Я вскочил на ноги.
- Стой! - во весь голос закричал я, разрывая легкие. - Назад!!!
Сын вождя обернулся на крик, и я еще успел заметить перекошенное злобной радостью лицо; затем из Небесного Камня выплеснулся столб пламени, следом раздался оглушительный, в тысячу звериных глоток, рев, - и что-то невидимое будто ударило Кайгала в грудь, опрокидывая, а затем подхватило и отшвырнуло далеко в гущу поваленных сосен...

Я нашел его под вечер - маленький осколок Небесного Камня.
Я на коленях исползал все вокруг, заглядывая под каждую ветку, каждый сучок, что в беспорядке валялись на границе выжженного круга. Я знал, что он здесь - он просто обязан был быть здесь! Я чувствовал неясные тени вокруг себя, слышал таинственный шепот - и знал, что милостивые духи пришли на помощь ко мне.
И я его нашел.
Гладкий и теплый, он доверчиво лег в мою ладонь, и я почувствовал, как тело наливается незнакомой силой, как каждая мышца, каждая клеточка начинает петь от радости.
Я разжег костер в углублении между камнями и теперь сидел, блаженно вытянув ноги к огню, любуясь отблесками пламени на тускло блестящих боках осколка. В пурпурных переливах я видел свое племя. Сильных мужчин. Веселых полногрудых женщин. Шаловливых ребятишек.
И знал, что духи вернутся вместе с осколком Небесного Камня в наш мир.
Чтобы уже никогда не покидать его.

***
Старый шаман умолк, слезящимися глазами вглядываясь в пламень костра.
- А что стало с Кайгалом, дедушка Эллэя?* - ребятишки с замиранием сердца слушали рассказ шамана, не смея вздохнуть; и лишь когда старик замолчал, решились подать голос.
- Я нашел его на следующее утро. Еле живого, в завале мертвых деревьев. Я вложил ему в застывшие пальцы осколок Небесного Камня, взвалил на плечи и тащил на себе до стойбища. Кайгал не дотянул до следующей зимы: заболел шаманской болезнью - оказался заложником духов - и часто впадал в безумие. И до самого своего ухода твердил, что это он нашел осколок... А я хранил молчание.
И старый шаман, невесело усмехнувшись, взглянул на свою ладонь - изрытую глубокими морщинами, но еще на удивление крепкую, на которой отчетливо просматривался странный лиловый отпечаток...
--------------
* - по преданию, Эллэя являлся прародителем якутов.