Пишет ( Solantis) Посещая кладбища, я никогда не чувствую, что прихожу к ушедшим. Я вообще не знаю, куда и к кому я прихожу - выражение "последнее пристанище" кажется мне чудовищной нелепицей, плотной черной повязкой, надетой на сознание, которая ужасно мешает, но которую принято носить. Ощущение абсурдности происходящего приводит меня в замешательство - доколе можно играть в коллективные "жмурки" и "глушки", пространство кричит о том, что Жизнь не сводится к короткому тире между двумя датами. Фотографии, взирающие на посетителей некрополя с гранитных и мраморных плит, выглядят диссонансом, нелепой попыткой зацепиться за мир, который тебя исторг, закрыл за тобой дверь. Глядя на них, что-то внутри сжимается, передергивается, точно бы при звуках фальшиво сыгранной мелодии. Кто вы? Где вы? Памятники поражают своим разнообразием. Черный массивный крест, который вообще непонятно как удерживается на тверди. Печальная девушка в человеческий рост, сидящая на скамейке - раньше меня этот памятник немного пугал, слишком неожиданно появлялась черная фигура из-за кустов сирени и багульника. Изящная белая колонна, увенчанная лирой, - памятник музыканту. А вот недавний "шедевр", расположившийся почти у самого входа, - скульптурная группа, изображающая восточного гордеца и лежащую у него в ногах убитую горем женщину. Посетители невольно останавливаются перед "креативом", кто в ужасе, кто с трудом сдерживая усмешку. И действительно - не хватает только солнца со сломанными лучами и осиротевших планет-мячиков, сваленных в кучку. А еще на кладбище настоящее раздолье для птиц - пичужки вылетают прямо из-под ног, играют, весело скачут по памятникам. Летают целые стайки стрекотушек (сороки?), прыгают красногрудые, желтогрудые серенькие неприметные малявки - я даже таких и не знаю. И все поют. И как поют. Чувствуется, с покинувшими наш мир им лучше, безопаснее, чем с "живыми" истребителями живого. Только такие походы отнимают все силы, сдуваешься точно проколотый шарик.
|