Александр Сергеевич Панарин счастливо избежал жёсткой интеллектуальной запрограммированности истматом. Философ считал, что история развивается не по неким заданным законам, зная которые будущее можно отгадывать. Будущее «творится». Не по произволу властителей – жизнь-то им сопротивляется, но и не только по Промыслу Божьему, ибо вряд ли ужасы мировых войн или российской революции можно объяснить попустительством Господа.

Историю творят люди. Ссылаясь на рассуждения высоко им ценимого Хайдеггера, Панарин считал, что бытие подлинное раскрывается через воздействия на настоящее импульсов, идущих не только из прошлого, но и из будущего. Совершённое в далёкой истории до сих пор сказывается, но и мечты и планы о том, какой мы хотим видеть жизнь в дальнейшем, эти забегания вперёд, тоже влияют сильно на события сегодняшние.

Чтоб делать жизнь лучше, нужен волевой нравственный ум. У тех, кто задаёт направления истории теперь, воля мощная. И к власти, и к деньгам, вот только нравственность у них двойственная – одна для избранных и другая – для остальных. Получив богатства громадные и власть над «всей дрожащей тварью», сильные мира сего, похоже, вознамерились подвести жирную черту под общественными идеалами Просвещения, благородный пафос которого был направлен на прогресс, постоянное улучшение жизни ВСЕГО человечества. Сегодня в открытую говорят, что на ВСЕХ не хватит, разве что на «золотой миллиард», хотя, видимо, на самом деле подразумевают «бриллиантовые сто миллионов».

Анализируя «глобализм», Панарин обратил внимание на его «интимную» особенность – «организаторы мира», называющие себя «элитой», образовали нечто вроде замкнутой международной организации со своей внутренней этикой, ничего не имеющей общего с общечеловеческой этикой, обязывающей служить своей стране и народу.

«Сегодня быть элитой, – считает он, – и реализовать себя как элита означает поставить себя в независимое положение от национальных интересов и национальных чаяний».

Если прежде народы надеялись, что их правящий слой выражает волю нации и её стремления к лучшему будущему, то теперь такие надежды, похоже, нужно оставить – ибо всё чаще приходишь к выводу, что нынче каждый сам за себя. Как в джунглях. Кто побеждает – тот и прав. И не важно, как достигается победа, – в борьбе за власть всё позволено, ибо Бога в качестве судьи борцы не обнаруживают. Стало быть, общепринятые нормы нравственности – это для профанов. Тёмную сторону облика «глобальной элиты» Панарин иллюстрирует словами Шатова из «Бесов» Достоевского: «Вы потеряли различие зла и добра…»
К сожалению, позицию по ту сторону добра и зла занимают и многие интеллектуалы, выбирающие служение «богатству», независимо от того, какими способами оно достигается.

Впрочем, может, забота об «униженных и оскорблённых» и прежде была притворством, просто теперь маски сброшены – наступило время «этики постмодерна» с рассуждениями вроде: «Миру провалиться или чтоб вот «Хеннесси» не пить? – да пусть мир катится к дьяволу, лишь бы мне жилось сладко».

Политики продолжают говорить красивые слова о демократии, патриотизме, равных возможностях, свободе, прекрасно понимая, что эти слова становятся симулякрами – понятиями, реальность не отражающими, а маскирующими. Пусть забавляются ими чудаки, веря всерьёз, что эти термины значат именно то, что о них пишут в словарях и учебниках. Люди же, жизнь понимающие, иронически перемигнутся и продолжат оболванивание «пипла», «хавающего» без разбора.
Спектакли для масс продолжаются, но за кулисами идут события настоящие, где играют за громадные деньги и власть. И никакого демократического контроля над действиями сильных мира по утверждённым планам не предполагается. «Этот привилегированный глобализм за счёт демодернизации и примитивизации жизни народов» Панарин назвал главным вызовом XXI века. Достойным ответом он считал демократический контроль над процессами глобализации, но «элиты» этого не позволяют.

Но если взять Россию – КТО на такой контроль способен? И какие страны для нас могут стать примером демократии? Панарин считал, что творческий фаустовский человек Запада «отступил перед буржуазным филистёром, предпочитающим звонкую наличность всяким упованиям на дух и духовность». Западные правящие слои решают свои проблемы не через поиски наилучших решений обустройства своих государств, а привычно эксплуатируя ресурсы, получаемые из стран, готовых менять богатства на «бусы» из метрополий.
Как же «неизбранным» противостоять «избранным», если «элиты» контролируют почти все процессы в мире?

Панарин замечает, что авторитетами в обществе обычно считаются те, кто преуспел в соревновании за власть-деньги, тем самым доказав своё «правильное» понимание действительности и её требований. Но он был иного мнения, для него главным достоинством людей, готовых на прорыв в качественно иное будущее, было служение общественным идеалам, на которое не способны «люди успеха».

Истинных провозвестников будущего, источники качественно новых практик Панарин предлагал искать в тех, кто сохранил религиозную энергетику, проявляющуюся в деятельном энтузиазме, охватывающем всю повседневность. И ещё надо искать усовершенствованные «линзы» для более адекватного нового видения действительности.

Господствующие концепции плохо работают в XXI веке: «На рубеже 80–90-х годов произошла тотальная разбалансировка этого мира, превратившая его в загадочное маргинальное образование… Творчески мужественной реакцией на это было бы признание того, что «нормальная» наука устарела и требует смену парадигмы. Но, оказалось, такого мужества у интеллектуалов не нашлось».
Парадоксальным может показаться предположение Панарина, что на планете идёт «мировая гражданская война» (пока ещё больше холодная).

Воюют «глобализирующиеся элиты» с «туземными народными массами». В развитых странах это меньше заметно из-за достаточно высокого уровня жизни, но в странах бывшего «второго» и «третьего» мира всё явственнее. Об этом можно судить по ширящейся пропасти в доходах «элиты» и масс.
«Элиты» к этой войне лучше подготовились – и материально, и морально – точнее, аморально – по отношению к массам они позволяют себе нарушать правила. Народ же, приученный к тому, что руководство государства по определению должно заботиться о стране в целом, столкнувшись с безразличием «начальства», вдруг обнаружил полную растерянность и обескураженность. Кто защитит его интересы?! И каков может быть прогноз развития событий?

Сегодня осуществляется преимущественно «всемерное политическое разоружение масс с целью предотвращения их эффективного ответа на вероломство правящих элит».

Какие, например, в России у народа возможности влиять на власть? Даже в протестном голосовании «против всех» ему отказали. И что делать, если выбирать не из кого? Вступать в партии? Но если нет такой партии? И губернаторов нельзя выбирать. Говорят о «суверенной демократии», но она очень уж похожа на демократии латиноамериканского фасона.

А ещё массам предлагается богатый выбор удовольствий. Провозглашена свобода чувственности от всякой морали. Мощно развивается «индустрия удовольствия». Пророчество Достоевского из «Легенды о Великом инквизиторе» сбылось. Добро, Истина, Красота, нравственные подвиги – теперь об этом неудобно говорить: за чудака примут, если не хуже. Теперь истина во Власти и Деньгах – у кого больше, тот и прав, а о нравственности пусть рассуждают поэты и лузеры.

Великий инквизитор хотел заставить людей работать, но в свободные от труда часы устроить им жизнь, как детскую игру, с детскими песнями, хорами, с невинными плясками. Нынешние инквизиторики пошли много дальше. «Невинность» теперь без берегов: всё можно – от сексуальных извращений до сладострастных преступлений, лишь сумей защититься от закона. Удовольствия возведены в культ: однова живём, бери во всём от жизни по максимуму. Супружеская верность устарела – даёшь многожёнство! Секс разрешён любой, ничего нет предосудительного, если нет охоты, раззадорят порнофильмами с доставкой на дом. Реклама твердит: алкоголь – друг, пивопитие прекрасно, хоть упейся, но можно и наркотики попробовать, если тайно…

Как противостоять разгулу «чувственного глобализма»? Панарин считает, что на Западе протест против него маловероятен, ибо «эмансипация тела» идёт именно оттуда. Проект сей оказался искусителен почти для всего мира – ведь он даёт установку тотальной демобилизации человека, что молодёжь особенно соблазняет: «Всем захотелось стать весёлыми, раскованными и никому ничем не обязанными».

Потому и аполитизируют молодёжь – зачем ей политика?! Вот реконструкция такой пропаганды, взятая из «Живого журнала»: «Всякая там политика, митинги, акции, защита того, протест против сего и прочая ерунда – это для придурков-лузеров, которым заняться больше нечем. Так они сублимируют свои жалкие комплексы и выражают зависть к Успешным Людям. А Успешный Человек – он ДЕНЬГИ ЗАРАБАТЫВАЕТ и ни на что больше не отвлекается».

А над коррупцией и неумелостью власти нужно иронизировать, всё цинично обстёбывать, плевать как на неизбежное, смиряться как с частью зла, в коем мир лежит. И, наверное, можно уже не делать при этом благородных поз. Цинизм так цинизм! Заголимся! Не будем более ханжить и стесняться бесстыдства. Всё позволено, что можешь себе позволить. Разрешим себе «подлость по совести»! И будем поднимать постоянно в долларовом эквиваленте степень своей избранности. Если действительно – кто богат и властен, тот и умнее, сосредоточимся на умножении денег и влияния. Как пел Алан Прайс в фильме начала 70-х «О, счастливчик!»: «Продавай себя дороже! Всё, что можешь, продавай!..»

Противостоять натиску агрессивной чувственности трудно. Здоровые духом и душой натуры всё же будут протестовать. Но что смогут противопоставить? Чувственность, ограниченную культурной мерой, честью и достоинством? Кто на это способен?

Панарин указывал на «активную контрэлиту, умеющую меха новой чувственности наполнять достойным культурным содержанием». Задачи этой контрэлиты грандиозные: радикально иначе переосмыслить всю мировую культуру, на глазах деградирующую.

Замечательная мысль! Но кто входит в эту контрэлиту? Как она проявится, если «элита» всячески ей препятствует? На последний вопрос Александр Сергеевич мне ответил так:
– Задача «запасного эшелона» элиты – не занять место нынешней. Её дело – открыть новую нишу, где элита прежняя в принципе не может быть. В запасе у человечества есть ресурс – на порядок ценнее, чем все сырьевые, – великие письменные традиции. В них скрыта масса возможностей. Это кладовые культуры! Там – новые идеи, способные зарядить безнадёжно апатичных людей энергией.

Нужен новый «масштабный субъект действия, обладающий мироустроительными амбициями», надо «восстановить способность современного человека выстраивать долговременные масштабные проекты и мобилизовать коллективные усилия для их претворения в жизнь».

Подлинная элита способна предлагать Большие Цели. Она должна подчинять свою деятельность таким принципам:
– служить истине, а не пользе: полезность неизменно сопутствует истине, но как результат, а не как замысел;
– ценить признание уважаемых коллег-профессионалов выше всех официальных статусов, наград и почестей;
– давлению и стереотипам современности противопоставлять классическую традицию, взятую в сообщники против требований конъюнктуры;
– в мировоззрении быть «реалистом», а не номиналистом: объяснять частное на основе целого, а не наоборот.

Тяжко следовать таким принципам? Но, если хочешь быть аристократом в лучшем смысле слова, придётся. Как в спорте – для победы мало талантов, требуется и тяжёлый труд. Взамен «виртуальных реальностей», создаваемых обманщиками разных мастей, нужно искать истинное знание, обязывающее «к мужественному выбору и к реальным поступкам». Но как набраться такой мужественности? Панарин считает:

«Я склоняюсь к достовернейшей из всех гипотез – к тому, что чувственность, взыскующую истины, а не обман, формирует религиозная вера. Только она даёт нашей чувственности мужество и готовность открыться правде. Здесь лежит глубочайший парадокс культуры: для готовности воспринимать объективную истину нужна вера; таким образом, верующий тип сознания является социокультурной базой науки как фальсифицируемого типа знания».
«Чтобы заново полюбить реальность и возыметь мужество смотреть ей в глаза – привлекая для этого истинное научное знание, – людям требуется вера».

Мужество требуется и для того, чтобы осмелиться говорить то, что не принято в обществе. Панарин задавал вопросы не только обусловленности исторических событий «почему?», но и телеологические «для чего?» – вопросы метафизические, дискредитированные наукой Нового времени. Но он считал, что в отказе от таких вопросов свой грех – упрощающего сведения живого, наделённого волей и сознанием, к безвольному неживому.

Падение социализма учёный объяснял не только причинно-следственными связями, но и с точки зрения «православного смысла истории». Советское общество организовали по принципу пользы, в Гражданской войне победила «партия организаторов», умевшая извлекать пользу из всего, что плохо организовано, плохо лежит, людей эксплуатировавшая.

«Партия заговорщиков… втайне от профанного общества… составляла планы, сводила балансы, предоставляя народному большинству с бездумной готовностью исполнять».

Россию спасали созданные русским гением культура и литература XIX века. Этого боялись деятели наркомпроса, хотевшие запретить Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова и всю «непролетарскую культуру». Бог уберёг. Дворянскую литературу с радостью воспринял народ, приобщавшийся к высокому, подлинному и прекрасному. К традиции следования единству Истины, Добра и Красоты. Люди у классиков искали ответы на главные вопросы бытия.
Панарин объяснял причины гибели социализма ещё и тем, что он «был осуждён по критериям православной духовности, ищущей высшей правды и справедливости». И СССР, и «социалистическая система» рухнули ещё и потому, что их никто не защищал. Коммунизм отвергли как «невыносимую профанацию истинного образа правды и праведности».

Александр Сергеевич, как и его любимый Достоевский, верил, что именно России принадлежит миссия сказать новое слово миру, лежащему во зле и отданному в руки такому «победителю, который в духовном и культурном отношении выглядит куда мельче, чем прежние создатели великих мировых империй». Народ наш, прошедший через жуткие страдания, обязан осмыслить их причины и, черпая богатства из сокровищницы своей великой культуры, упорно искать решения задач, кажущихся нерешаемыми, – улучшать мир, лежащий во зле и лжи.

Панарин надеялся на русскую интеллектуальную элиту, достойную этого названия, которая должна взять на себя ответственность за духовную ситуацию в России, за пробуждение спасительной духовной альтернативы.
Он призывал верить изо всех сил в великое будущее России и в её способность указать миру новые пути развития. И всячески трудиться ради великих целей, достигнуть которых лучшие благородные умы человечества обязаны.

32/2006