«Психалгия» - душевная боль. Этот термин был предложен (но не прижился) Владимиром Леви лет двадцать назад, когда он занимался изучением и профилактикой самоубийств. По признанию специалистов, большинство самоубийц - люди психически нормальные, но душевно-больные, т.е. испытывающие не столько депрессию, сколько мучительную, вплоть до невозможности ее вынести, душевную боль. «Зубная боль в сердце» - как высказался поэт… Самоубийц, особенно молодых и не одиноких, принято упрекать в эгоизме и эгоцентризме, в жестокости и бездушии. Почему они не думают о близких, в первую очередь, о родителях, которых обрекают на пожизненную муку? Но судить этих людей – и судить о них - наверное, вправе лишь тот, кто сам испытал подобное. Кто знает не понаслышке, что такое внутренний ад. Человек, знакомый с «психалгией» на себе, поостережется обвинять в эгоизме и жестокости решившихся на необратимый шаг. Когда сознание сфокусировано в одну точку - в точку непереносимой боли - думать о чем-то (или ком-то) ином просто невозможно. Самоубийца может искренне любить (и жалеть) родителей, но сама эта любовь и жалость в определенный роковой момент вытесняются из сознания, перестают существовать под единоначалием всевластной душевной муки. В сети встречаются потрясающие человеческие документы. Вот дневник матери, чья единственная дочь застрелилась в 16 лет. Женщина ведет его около двух лет, разговаривая со своей ушедшей девочкой, пытаясь получить ответ (от людей? от Всевышнего?) на два вопроса: «почему?» и «зачем?». Её читают и откликаются. Ей вторят такие же матери, потерявшие детей, задающие те же самые вопросы: почему? за что?.. И отвечают такие же дети… - мальчики и девочки, находящиеся «на грани», грезящие о подобном шаге или уже совершавшие суицидные попытки. «Это ужасно, так невозможно больше жить... Сколько мы еще выдержим? Как ты могла бросить нас?... Ты же знала, что мы жили тобой. Когда в детстве ты сильно заболела, папа стоял на коленях возле твоей кровати и молился, а он неверующий… Господи, легче меня убить, чем перемочь, перемучить, переиначить, Господи, легче мне умереть, чем от тебя отказаться, девочка моя. Руки мои умирают тебя не смогу я обнять когда ты захочешь. Что же мне делать с любовью, чем же ее накормить, чем утешить ее ненасытное горе…» И отвечает девочка, во многом похожая – словно сестра по боли – на её дочку: «...Можно попробовать объяснить "почему" - дело не в причинах - ведь боль измеряется не по шкале причинности... А если допустить что Ей тогда - было так же - как Вам сейчас - хоть это и кощунственно звучит... только у Вас есть опыт - возможно, самое ценное, возможно, то, для чего и живём... а у девочки - только боль, страх и бесконечная ранимость...и не в причинах дело, совершенно не в них... Никто и ничто не может помочь, кроме Режиссёра нашей жизни, в которого я иногда верю, иногда - нет... Когда верю – думаю, только он может ответить на вопрос "зачем"…» «Я от одиночества или от страха сделала ее своей подругой, своим самым близким человеком... мне казалось, она тоже так ко мне относится... но что-то победило ее любовь... Думать, что она так сделала, потому что меня не любила - для меня равносильно смерти...» «…Если там, за горизонтом неба от нас что-то остаётся - уверена ей сейчас ещё больнее, чем Вам… я уверена: Любовь к Вам - осознание этой Любви - такой силы, что могло бы остановить в самой чёрной тоске - тоже доросло до осознания душой - но она Вам сказать не может этого и мучается, потому что Вы мучаетесь... простите её... просто простите». «Ужас... почему же никто не думает о родителях...» «Потому что доходит до такой точки, когда уже не до кого». «Поймите - почему мы это делаем...» «Поймите и вы нас!!!» Такой вот диалог (многоголосый) о боли – ушедших и оставшихся. Попытка понять. Простить. Осознать – чтобы не сойти с ума и выжить.
Источник:
http://hpsy.ru/public/ |