«Почему люди не летают так, как птицы?» — этот вопрос занимал человечество с незапамятных времен. Размышляли над ним, причем не только в плане отвлеченных умствований, но порой в практическом ключе, и служители Церкви, считавшие своей задачей объяснять устройство мироздания. Ответ пришел сам собой: значит, не надо так, как птицы. Надо как-то иначе. В 1755 году монах-доминиканец Жозеф Гальен д’Адиак предложил наполнить легким воздухом огромный герметичный сосуд, чтобы тот мог парить в более плотных слоях атмосферы. Но где взять этот легкий воздух? В 1781 году англичанин Генри Кавендиш открыл водород, а живший в Англии итальянец Тиберий Кавалло попробовал наполнять этим газом... мыльные пузыри. Их подъемная сила возросла, но, увы, они быстро лопались. Как это часто бывает, грандиозное открытие состоялось по воле случая, в обстоятельствах предельно обыденных. 15 ноября 1782 года житель Авиньона Жозеф Монгольфье надевал рубашку, стоя у камина, и та вдруг вздулась пузырем, наполненная горячим воздухом. Монгольфье, которому тогда было 42 года, заинтересовался этим явлением, соорудил куб из тафты размером 1 кубометр, наполнил его горячим воздухом и отпустил. К великой радости авиньонца куб поднялся к потолку. После нескольких подобных опытов младший брат Жозефа — 37-летний Этьен сообщил об открытии в Парижскую Академию наук. Этьен был хорошим геометром: он предложил отказаться от кубической формы и перейти к шарообразной. Размеры шара постепенно увеличивались, достигнув 800 кубических метров. 25 апреля 1783 года в городе Аннонэ братья продемонстрировали этот гигантский шар, весивший более 220 килограммов и снабженный металлической топкой, куда нужно было подбрасывать солому. Подъемная сила оказалась неожиданно большой: это испытали на себе двое рабочих, удерживавших шар за веревки. Когда их оторвало от земли, они в испуге выпустили шар, и он поднялся на высоту 400 метров. По Аннонэ поползли тревожные слухи: уж не колдуны ли эти Монгольфье? 5 июня на Рыночной площали состоялась публичная демонстрация нового летательного аппарата в присутствии представителей власти. Шар диаметром 30 метров, наполненный горячим воздухом, представлял собой льняной мешок, который сверху покрывал слой бумаги. Отец Жозефа и Этьена был владельцем фабрики по производству бумаги, и братья широко использовали ее продукцию в интересах воздухоплавания. На первом этапе опытов они экспериментировали с бумажными шариками. Что касается их последнего достижения — льняного шара, то он поднялся на высоту 1800 метров и совершил мягкую посадку в двух километрах от места взлета. По настоянию изобретателей об успешном испытании был составлен официальный отчет и послан в Париж. Именно с этого дня ведется отсчет эры освоения воздуха. Братья Монгольфье в одночасье стали знаменитыми, и их слава кое-кому не давала спать спокойно. Одним из них был 37-летний Жак Александр Сезар Шарль. На деньги, собранные парижской интеллектуальной элитой, он уже через полтора месяца построил непромокаемый шелковый шар и четыре дня наполнял его водородом. Изначально запуск предполагалось осуществить со двора его дома, но толпа любопытных заполонила все окрестности, и для большей наглядности старт было решено перенести на Марсово поле. Когда шар диаметром 20 метров, привязанный к земле крепкими веревками, поднялся над крышами, толпа обмерла от удивления. В числе зевак находился Бенджамин Франклин. Один из авторов американской Декларации независимости, он был в то же время талантливым ученым, изобретателем громоотвода. В 17 часов, по выстрелу из пушки, шар отпустили, и он улетел. «Ну и зачем нужно такое открытие?» — воскликнул один из зрителей, провожая взглядом улетающий аппарат. «А зачем нужно новорожденное дитя?» — ответил ему Франклин. Через 45 минут шар приземлился в 20 километрах от Марсова поля, напугав крестьян, которые на всякий случай разорвали его на куски. Братья Монгольфье пошли дальше. 19 сентября все того же очень насыщенного 1783 года они по приглашению Французской Академии продемонстрировали свои достижения в Париже. В Версале в присутствии короля Франции Людовика XVI и его супруги Марии Антуанетты состоялся первый подъем в воздух живых существ — в корзине, подвешенной к шару, находились баран, петух и утка. Жозеф поначалу намеревался отправить в полет корову: так зрелищнее — рога бы из корзины торчали. Но рыночная стоимость коровы во все времена была существенно выше бараньей, и это определило выбор. К Версальскому замку было не проехать: кареты и коляски стояли плотно, одна к другой. Любопытные забрались на крыши, набились во двор замка, прильнули к окнам. Королевская семья с нетерпением ожидала начала эксперимента. Наконец, шар, наполненный горячим дымом, взлетел, поднялся на высоту 600 метров и через 8 минут, когда воздух в нем остыл, благополучно приземлился в двух километрах от места старта. Первая в истории тройка воздухоплавателей осталась в добром здравии. Но разрешит ли король проводить опыты с людьми? Монарх раздумывал, а вот старший Монгольфье не колебался: сыну Этьену, рвавшемуся в воздух, он лететь категорически запретил, и тот был вынужден уступить свое место физику Жану Франсуа Пилатру де Розье. Король хотел сначала проверить надежность воздушных шаров на приговоренных к смерти, но де Розье возмущенно воскликнул: «Как! Гнусные преступники покроют себя славой, первыми вознесшись в небеса?!» Компанию ему составил маркиз Франсуа д’Арланд. 21 ноября смельчаки взлетели на монгольфьере, оборудованном топкой, и пролетели 8 километров. Старая маршальша Виллеруа, следившая за опытом, горестно вздохнула: «Ну вот, дело ясное! В конце концов, они раскроют секрет бессмертия. Только я к тому времени уже умру!» Братья Монгольфье были в зените славы, но Жак Шарль тоже не собирался сдаваться. 26 ноября он вместе с братьями Робер представил публике свой наполненный водородом шар под названием «шарлиер». Этот аэростат обладал гораздо более стабильной подъемной силой и его не нужно было нагружать топливом (в топку же монгольфьера постоянно приходилось подбрасывать вязанки соломы). Практически это был современный воздухоплавательный аппарат — с сеткой, клапаном, гайдропом—канатом, сбрасываемым при спуске, и даже барометром для контроля высоты. В отличие от монгольфьера шарлиер за двести лет претерпел лишь незначительные изменения. Король запретил полет Шарля и его напарника — одного из братьев Робер, но те ослушались. 1 декабря после двух часов пути шар благополучно приземлился в Нели, в Пикардии. Жак Шарль высадил пассажира и продолжил полет в одиночку. Он поднялся на 3500 метров, установив тем самым первый рекорд высоты. В обществе начались споры: кто же все-таки изобрел воздушный шар, Монгольфье или Шарль? Людовик XVI отметил своей милостью всех. Братьям Монгольфье он пожаловал дворянство, а Шарлю и Пилатру назначил пенсию. То было время, когда технический прогресс в воздухе существенно обогащал лексику. Все воздушные шары, независимо от имен их создателей, стали называться аэростатами, воздухоплаватели — аэронавтами, а процесс изучения и управления летательными аппаратами получил название аэростатики. Во второй половине XVIII века тяга к знаниям в высшем обществе, всегда отличавшемся особой чуткостью к новым веяниям, вошла в моду. Знатные дамы всеми правдами и неправдами старались добыть пригласительный билет на демонстрацию опытов с электричеством или иными физическими явлениями. Естественно, что такое эффектное, щекочущее нервы зрелище, как воздухоплавание, тотчас стало повальным увлечением, порой на грани помешательства. 15 января 1784 года Жозеф Монгольфье собирался испытать гигантский аэростат «Флессель» объемом 23 000 кубометров. Однако произошло несчастье: в процессе проб плохо собранный аппарат развалился. Чтобы не отменять полет, Монгольфье решил подняться в воздух с меньшим числом пассажиров. И тут случилось непредвиденное: не только никто из пассажиров не захотел высаживаться, но в корзину ухитрился силой прорваться один «заяц». Перегруженный шар с трудом взлетел и опустился на землю через 15 минут полета. К нему уже бежали десятки тысяч людей. «Господин Монгольфье, вы бог!» — вопили они. Позавидовав триумфам аэронавтов, аббат Миолан и гравер Жанисе пригласили публику посмотреть на полет их собственного детища — «самой большой машины из всех, которые когда-либо видали в столице». Но шар сгорел еще на земле, и недовольные зрители чуть было не линчевали незадачливых воздухоплавателей. Кузен короля герцог Шартрский, будущий Филипп Эгалите, совершил небольшое путешествие на продолговатом аэростате с удлиненной гондолой, построенном братьями Робер. А 4 июня в Лионе в воздух поднялась первая женщина — госпожа Тибль. Ревнивцы-мужчины заволновались: выходит, и в облаках их монополия под угрозой? Тем временем техническая мысль не стояла на месте. 2 марта 1784 года Жан Пьер Бланшар, взлетев с Марсова поля, попытался управлять своим газовым аэростатом, который все еще находился в плену воздушных потоков. А 25 апреля изобретатель Гитон де Морво и аббат Бертран в Дижоне испытали шар с рулем и особыми веслами. С помощью этих инструментов аэронавты пытались управлять полетом, но задача осталась нерешенной. Зато появлялись все новые рекорды: 7 января 1785 года Бланшар с врачом-англичанином Джеффрисом перелетели на шарлиере через Ла-Манш. 15 июня их примеру решил последовать неугомонный Пилатр де Розье. Физик, который около двух лет назад первым поднялся в воздух, на этот раз изобрел «аэромонгольфьер» — шар, наполненный газом, который подогревался снизу. К несчастью, через 25 минут полета аэростат разбился. Пилатр де Розье и его спутник Ромен стали первыми жертвами авиакатастрофы. Замечу, что двумя веками позже, уже в наши дни, шар такой конструкции был назван «розьером» — в честь его отважного создателя. Бланшар же совершил серию демонстрационных полетов в Германии, а затем и в других европейских странах, повсеместно пропагандируя воздухоплавание. Он первым слетал в Голландию, Бельгию, Швейцарию, Польшу и Чехословакию. А в 1786 году в центре внимания оказался Тесю-Брисси, совершивший первый ночной полет на воздушном шаре. Однако братья Монгольфье слишком высоко ценили свое изобретение, чтобы считать, будто его удел — забавлять публику необычным зрелищем. Они верили в большие перспективы практического применения аэростатов, в том числе в военной области — для передачи сигналов на землю и установления связи с осажденными городами. Некоторые их идеи получили воплощение во время революции, которая разразилась в 1789 году, после чего Франция сразу же оказалась в кольце враждебно настроенных монархических стран. В 1794 году Конвент своим декретом учредил роту аэростатчиков под командованием капитана Кутеля — первого в истории офицера ВВС. 2 июня Кутель и его адъютант Раде во время осады Мобежа австрийской армией поднялись в воздух на привязном аэростате для проведения рекогносцировки. Австрийские солдаты, решив, что имеют дело с нечистой силой, в панике разбежались. Это явилось символической победой просвещения над невежеством. 25 июня тот же шар произвел аналогичный эффект над осажденным Шарлеруа. А на следующий день во время битвы при Флерю аэростатчики обеспечили важными разведданными штаб генерала Журдана. Все это внесло весомый вклад в победу над австрийцами. Если капитан Кутель стал первым военным летчиком, то Жак Гарнерен — первым воздушным десантником. 22 октября 1797 года он спрыгнул с шара с парашютом. С тех пор без его выступления не обходился ни один большой праздник в Париже. Однако Гарнерен этим не ограничился — он установил первый зарегистрированный рекорд длительности перелета, причем проделал это в России. В 1803 году француз, вылетев из Москвы, приземлился в городе Полове, более чем в 300 километрах от места старта. Вдохновленная примером мужа, супруга Гарнерена осуществила первый полет экипажа, целиком состоявшего из женщин. Как выяснилось, прекрасный пол склонен к удальству, что имело трагические последствия. Госпожа Бланшар, супруга аэронавта, вздумала запустить петарды прямо из гондолы аэростата. В результате водород взорвался, и она погибла. Техника безопасности в воздухе имела, конечно, большое значение. И все же первоочередной задачей, над которой бились пытливые умы, была идея управления воздушным шаром, который, по сути, оставался пленником воздушных течений и кочевал вместе с ними. Забегая вперед замечу, что решить эту проблему удалось лишь с появлением дирижабля — управляемого и имеющего обтекаемый корпус аэростата с двигателем, первый полет на котором совершил в 1852 году француз А.Жиффар. Но это уже другая история, наша же посвящена воздушным шарам. В 1821 году будущий император Наполеон III попытался приспособить к монгольфьеру винтовой двигатель. А Ле Берье в 1844-м оборудовал свой аэростат небольшим паровым генератором. И все же это были половинчатые решения, не позволявшие качественно изменить природу воздушных полетов. Наиболее радикальную модель воздушного шара предложил не ученый, а писатель. Это был Жюль Верн, опубликовавший в 1863 году свой первый роман «Пять недель на воздушном шаре». Писатель был хорошо знаком с проблемой воздухоплавания, благодаря дружбе со знаменитым фотографом и аэронавтом Надаром, тем самым, что произвел первую фотосъемку с воздуха в 1858 году. В своей книге Жюль Верн как бы подвел итог разработкам, которые в тот момент весьма интенсивно велись в области строительства воздушных аппаратов, а заодно высказал несколько собственных смелых идей. Как вы, наверное, помните, герой его романа доктор Самуэль Фергюссон и его спутники за 5 недель долетели от Занзибара до истоков Нила, а затем и до французских владений в Сенегале. Осуществить этот беспрецедентный рейс им позволило изобретение Фергюссона — фантастическая горелка, которая прямо в гондоле разлагала воду на кислород и водород и бесперебойно снабжала водушный шар мощной подъемной силой. Жюль Верн очень дотошно изложил суть этого изобретения, которое, несомненно, совершило бы переворот в технике, если бы не одна маленькая деталь. Для осуществления технологии, придуманной доктором Фергюссоном, на борту надо было иметь такое количество огромных батарей, с которыми шар просто не смог бы подняться в воздух. Зато сам писатель мгновенно взлетел на вершину мировой славы... Ну а воздухоплавание продолжало развиваться своим путем, на котором успехи перемежались с неудачами, а порой и трагедиями. В то время как французы пытались найти аэростату применение в научных целях, например, для метеорологических наблюдений, австрийцы, не забывшие о своем позорном поражении, решили вплотную заняться воздухом и создали в 1849 году первый аэростат-бомбардировщик. Удар предполагалось нанести по Венеции, поскольку Вена в то время враждовала с Италией. К счастью для города Святого Марка, ветер не был попутным. Парижская же публика, как обычно, жаждала зрелищ. Огромные толпы сбирались дважды в месяц, чтобы посмотреть на полеты шаров с ипподрома. Под корзинами висели трапеции, на которых акробаты демонстрировали чудеса отваги, ловкости и силы. Франко-прусская война 1870 года обернулась для Франции катастрофой. Париж был осажден. Известные воздухоплаватели предложили штабу использовать аэростаты, чтобы следить за продвижением противника. Помимо этого, они должны были обеспечивать связь между столицей и провинцией. Но шаров не хватало. Орлеанский и Северный вокзалы в Париже в те дни превратились в мастерские по производству аэростатов. 23 сентября аэростатчик Дюрюоф пролетал над Версалем, где обосновался прусский канцлер Бисмарк. Тот пришел в ярость: «Решительно, эти парижане чертовски изобретательны!» Аэростаты использовали и для переписки — официальной и частной. Вместе с почтой из города на воздушных шарах вывозили голубей, которые потом возвращались обратно с ответами. А вот пилоты вернуться уже не могли, поэтому постоянно требовались новые аэронавты. Чаще всего их набирали среди людей, разбиравшихся в навигации — моряков. Однако опыт, приобретенный в одной стихии, к другой не очень подходил: два шара разбились, шесть перехватили пруссаки. К тому же и небесная канцелярия не всегда принимала сторону французов: 24 ноября шар, направлявшийся в Бордо, приземлился почти в 1500 километрах севернее — в Норвегии. По окончании войны аэростаты вновь начали использовать в научных целых: братья Тиссандье — Гастон и Альбер серьезно взялись за метеорологические исследования на высоте более 5 тысяч метров. К ним присоединились Анри Теодор Сивель и Жозеф Эсташ Кроче-Спинелли, год назад успешно испытавшие кислородные мешки с дыхательными трубками, с чего, если читатели не забыли, и начинался наш рассказ. Тогда эта техническая новинка обеспечила им прекрасное самочувствие на высоте 7 300 метров. 23 марта 1875 года «пятеро смелых» (в экипаж был включен также механик Клод Жобер) предприняли попытку установить на аэростате «Зенит» сразу два рекорда — дальности и высоты. С собой они захватили кучу приборов, многие из которых предстояло испробовать впервые. Шар взлетел в 18.20, когда над Парижем уже сгустились сумерки. Огни столицы медленно проплывали под ногами испытателей. В полете каждый занялся своим делом. Сивель контролировал и отмечал направление движения, используя для этой цели компас и бечевку длиной 1200 метров, которая волочилась по земле. Кроче-Спинелли возился с двумя спектроскопами. Жобер вписывал в отпечатанные бланки показатели атмосферного давления и температуры и бросал их за борт в надежде, что местные жители их подберут и по просьбе аэронавтов дополнят данными, зарегистрированными на земле, а потом отправят во Французское общество воздухоплавания. Альбер Тиссандье, художник, делал наброски: ему удалось запечатлеть несколько любопытных атмосферных явлений, например, сияние вокруг Луны и светящийся крест, повисший в воздухе. Гастон энергично накачивал насосом воздух в экспериментальный аппарат, который должен был измерить состав атмосферы на разных высотах. Для освещения использовались лампы типа шахтерских. Этого требовала безопасность: из шара периодически выходил газ — специальный клапан высвобождал его, чтобы уменьшить давление. Малейшей искры было достаточно, чтобы он взорвался. Жобер и Кроче-Спинелли испытали также прибор для измерения скорости, созданный Альфонсом Пено. Проведенные впоследствии расчеты подтвердили высокую точность полученных результатов. В виду Аркашонской бухты путешественники решили спуститься на землю и бросили якорь: их страшил ночной перелет над морем. Полет продолжался 22 часа 40 минут, что было для своего времени абсолютным рекордом. Окрыленные успехом, аэронавты решили реализовать вторую часть своего плана: поставить рекорд высоты. Однако здесь результат напрямую зависел от веса корзины. Договорились, что в полет, назначенный на 15 апреля, отправятся только Кроче-Спинелли, Сивель и Гастон Тиссандье. Начиналось все хорошо. На высоте 7 000 метров аэронавты, как и предполагалось, почувствовали недомогание, характерное для разреженной атмосферы, и приникли к кислородным мешкам. Еще через 500 метров все трое впали в меланхоличную апатию; однако шар довольно быстро начал спускаться, что должно было вернуть их в нормальное состояние. Но тут близорукий Сивель, в задачу которого входило регулярно снимать показания с барометра для определения высоты, совершил роковую ошибку. Не разглядев хорошенько шкалу, он решил, что шар сильно снизился и вот-вот разобьется о землю. В панике он принялся бросать за борт все, что попадалось ему под руку, и аэростат резко взмыл вверх, до 8 600 метров. Трое путешественников от недостатка кислорода впали сначала в оцепенение, а потом в кому, выйти из которой было суждено лишь Гастону Тиссандье, видимо, у него организм был покрепче. Когда шар снова стал снижаться, он понемногу пришел в себя и сумел кое-как посадить аппарат. Двое его спутников лежали бездыханные, изо рта у них сочилась кровь. Два дня спустя потрясенный Тиссандье вернулся в Париж, чтобы присутствовать на похоронах своих спутников, мучеников науки. В последний путь их провожал, казалось, весь Париж. По общественной подписке погибшим аэронавтам был воздвигнут памятник на кладбище Пер-Лашез. Изобретатель дыхательных аппаратов Поль Бер был назначен опекуном осиротевшей дочери Сивеля. А вот рекорд высоты, за который была уплачена такая страшная цена, так и не состоялся: англичане Коксвелл и Глейшер за два года до этой трагедии поднялись на высоту 8 800 метров... Сегодняшние дети, любующиеся Парижем с привязного аэростата в парке Андре Ситроена, вряд ли знают об этой истории. А взрослые ее помнят. И каждые два года с авиабазы Шамбле, ставшей столицей европейского воздухоплавания, устремляются к предзакатному солнцу сотни воздушных шаров. Люди, конечно, не летают так, как птицы. Но желание полета неодолимо, и монгольфьер дарит им это ни с чем не сравнимое ощущение.
