Счастливое детство в Далмации

Констатнтин

Согласно Британской энциклопедии, Флавий Валерий Константин появился на свет предположительно 27 февраля 288 года в Наиссе – городе Нише на территории нынешней Сербии. Отцом его был известный римский полководец Констанций Хлор, потомок римского императора Клавдия Готика. Относительно происхождения матери единодушия у историков нет. Одни считают, что ее родители содержали гостиницу у императорской почтовой дороги в Дрепануме. Другие верят в легенду, что она – дочь короля бриттов Коэля, враждовавшего с Римом. В ту пору обязанности наместника в Британии исполнял Констанций Хлор. Неожиданно Коэль умер, Констанций тут же завладел короной, и, чтобы придать своей власти законность, женился на  принцессе Елене. А позже привез ее в провинцию Далмация, куда получил назначение. Их сын беззаботно рос на лоне природы, соревнуясь со сверстниками в беге, прыжках, лазаньем по горам, плаванием – эти дисциплины входили в обязательную систему обучения юных римлян. А потом вдруг все изменилось. Отец вдруг приехал просить у матери развода, инициатором которого стал… римский император Диоклетиан. Этот незаурядный правитель провел смелую реформу власти. Оставив за собой управление Восточной частью империи, он назначил своим соправителем знатного патриция Максимиана, передав тому управление Западной частью. Понимая, что и двоим  непросто удержать порядок на такой обширной территории, император разбил ее на четыре префектуры, или тетрархию. Тетрархами стали два августа, Диоклетиан и Максимиан, и два подчиненные им цезаря: один, Галерий, был зятем императора, другой – Констанций Хлор, его доверенным лицом. Чтобы повысить статус полководца и  свести к минимуму соперничество, неизбежное в таких случаях, император решил женить его на Феодоре, дочери своего соправителя. Елена с пониманием отнеслась к щекотливой ситуации, в которой оказался супруг. Ведь ему предстояло управлять Британией, Галлией и Испанией. Одна ниточка потянула за собой другую. Вскоре пришло известие: цезарь Галерий, испугавшись усиления августа и цезаря Запада за счет семейных уз, убедил тестя взять Константина ко двору. Пришлось подростку покинуть родительский дом, чтобы стать заложником в Никомедии – столице императора Диоклетиана на Востоке. Там и началось его обучение военному делу. Отныне жизнь молодого легионера протекала без каких-либо поблажек в спартанской обстановке: крохотная спальня, в которой едва помещались тюфяк, шкаф для амуниции, лохань из обожженной глины и ведро. В этой школе он приобрел закалку и навыки, но главное – надежных друзей, как  наставник Даций, который пройдет с ним через всю жизнь…

Константин и Елена

Первые удары в спину

Молодой Константин успешно делал военную карьеру. Он женился на дочери купца Минервине, умершей при рождении их первенца Криспа, которого воспитывала бабушка Елена. Жизнь текла относительно спокойно, как вдруг на празднике в римском высшем свете он встретил женщину своей жизни. Константин просил руки Фаусты у ее отца, высокомерного августа Запада Максимиана, однако тот и слышать не желал о недостаточно богатом и родовитом для него зяте. Тем не менее, молодые люди все-таки  встречались тайком. Вскоре в Риме состоялся пышный праздник передачи власти: император Диоклетиан решил добровольно уйти на заслуженный отдых после 20 лет правления. И принудил к добровольной отставке своего соправителя Максимиана. Августом Запада вместо своего тестя стал Констанций Хлор, отец Константина, а Востока – Галерий, зять Диоклетиана.  Император же удалился в Салону (нынешний Сплит), взяв с собой Константина, носившего уже высокое звание трибуна, отвечавшего за безопасность его персоны. Вскоре Констанций Хлор, почувствовав дуновение смерти, попросил Галерия отпустить к нему сына. Однако август Востока, очень боялся любого усиления соперников. И, скрыв письмо, отослал Константина подальше от двора. Хлор прислал вторую депешу, и тогда припертый к стенке Галерий решился на подлость: в глаза он по-доброму напутствовал Константина в дорогу, а за спиной распорядился устроить на его пути засаду. По счастью, трибуна предупредили, и они с Дацием сумели скрыться от наемных убийц. Прибыв в Галлию, Константин не воспользовался протекцией отца. Он попросил под свое командование легион и доказал, что способен и достойно сражаться, и заботиться о людях. Вскоре Констанций Хлор умер, и войско провозгласило Константина августом и цезарем Запада. Молодой повелитель зарекомендовал себя так, что высокомерный Максимиан лично привез к нему в Арелат (нынешний Арль) свою дочь Фаусту. Здесь влюбленные, наконец, поженились и обосновались в том самом дворце у берега Роны, по которому и сегодня бродят толпы туристов. Тесть, принятый с большим почетом, воспользовался их гостеприимством. И он же нанес Константину первый из самых серьезных жизненных ударов: Максимиан, обуреваемый завистью к успешному зятю, решился «вернуться во власть». Воспользовавшись долгим отсутствием Константина, отражавшего набеги взбунтовавшихся племен на Рейне, он подготовил спектакль, который разыграл так естественно, что отцу поверила даже Фауста. В Арле вдруг объявился гонец, привезший известие о смерти августа. Без официального письма, его, мол, похитили в дороге. Максимиан тут же «в интересах семьи» начал прибирать к рукам бразды правления. Когда Константин вернулся, дочь стойко защищала отца, настаивая на этой версии, и на этот раз ему сошло с рук.

Но не зря говорят на Востоке – «Единожды предатель – предатель всегда». Потерпев неудачу, властолюбивый Максимиан решил убить зятя. Случайно узнав об этом, Фауста предупредила мужа. Константин не поверил, но все-таки принял меры предосторожности. Ночью Максимиан прокрался к ложу императора, на которой лежал слуга, и вонзил в него кинжал. Этого август уже не простил, предоставив тестю самому выбрать способ уйти из жизни. Максимиан повесился.

Развалины дворца в Арле

«Сим (знаменем) победишь…»

В Римской империи вновь произошли перемены в верхушке власти, и так случилось, что Константину пришлось выступить против августа Максенция, брата Фаусты. По легенде в 312 году перед битвой ему во сне явился пастух (в ту пору Христа изображали как Пастыря Доброго – пастуха с овцой на шее) со знаменем, на котором были начертаны греческие буквы Хи-Ро. «Сим (знаменем) победишь», произнес пастух и исчез. Когда август, будучи, как и все римляне, язычником и приверженцем культа Непобедимого Солнца, проснулся, то, находясь под сильным впечатлением, повелел начертать показанный христианским богом символ на лабарумах – знаменах рижских воинов. И он действительно выиграл битву, овладев столицей империи – Римом. Считается, что именно с этого момента началось его благоволение к христианской религии. К тому времени христиане, порвавшие с иудеями вскоре после смерти Иисуса и бежавшие из Палестины, около двухсот лет проживали в империи. Но периодически их подвергали гонениям, отнимая священные книги, имущество, а то и жизнь. К чести Константина, он постарался облегчить всем существующим в империи сектам жизнь и вместе со своим соправителем Лицинием в 313 году подписал Медиоланский (Миланский) эдикт. Вот отрывок из него: «…мы пришли к заключению, что среди шагов, от которых могло бы выиграть все человечество, и требующих срочного внимания, нет ничего насущнее, чем необходимость упорядочить культ Божества.

Константин

Поэтому мы решили предоставить как христианам, так и всем прочим гражданам полную свободу отправления той религии, которую каждый считает наилучшей для себя, чтобы умилостивить любое божество, обитающее в небесах, и (оно) оказалось благосклонным ко всем, кто поставлен под нашу власть. А потому мы сочли трезвой и надежной политикой следующее: никому ни под каким предлогом нельзя отказывать в свободе выбора своей религии, предпочтет ли он христианство или другое вероисповедание, кажущее ему самым подходящим, чтобы Высшее Божество, чей обряд мы соблюдаем по своей воле, могло бы во всем удостоить нас своей милостью и щедростью…». Веротерпимость, свойственная языческому Риму в его лучшее время создания Пантеона – храма всех богов народов, проживающих на просторах империи, последний раз с блеском явила себя в этом документе. Всего лишь через двенадцать лет история Европы круто свернет на иной путь…

А пока в империи воцарился долгожданный мир, способствовавший торговле и процветанию. Константин удачно выдал замуж своих сестер – одну за августа Востока Лициния, а другую – за знатного римского патриция Бассиана. Так бразды правления оказались в пределах одного клана. Однако семейная идиллия длилась недолго: случайно найденное во время кораблекрушения письмо показало, что оба зятя замыслили свергнуть своего шурина. Когда Константин спросил Бассиана, что толкнуло его к предательству, тот высокомерно произнес: «Империей должны управлять те, чья кровь дает им на это право – сенат и знатные люди. А ты и так засорил сенат лицами всех сословий, простолюдинами, не имеющими никаких данных для работы на высоком посту. Я желаю сохранить Рим, как столицу империи и власть в руках тех, кому она и принадлежит, – мужам благородного  происхождения». Действительно, еще Диоклетиан ввел практику назначать правителей не по наследству, а по их деловым и нравственным качествам, независимо от происхождения. Рим встретил новшество в штыки, но восстать не посмел. И вот спустя многие годы семена проросли ядовитыми всходами. Возможно, именно тогда у Константина впервые зародилась мысль отстроить собственную столицу. Бассиана, озвучившего потаенные мечты римской аристократии, казнили, Лициний бежал в свои дальние владения, и Константину удалось одолеть его лишь в 323 году. Так он стал единоличным правителем огромной империи…

А через два года христиане стали возмутителями имперского спокойствия: почтенные отцы Востока и Запада разошлись во взглядах на природу божества. Особенно забурлили главные очаги культуры – Александрия, Эфес, Антиохия. Словесные баталии велись с таким пылом, что императору пришлось вмешаться. И он выступил в роли миротворца и мецената, предоставив прелатам возможность собраться вместе в его прелестном дворце в Никее, стоявшем на озере Аскания. Церковный собор, на котором присутствовало более 300 делегатов, открылся предположительно 3 июля 325 года. Константин приветствовал собравшихся, сидя на простом табурете, чтобы, принизив роль земной власти, подчеркнуть главенство целей духовных. Однако священнослужители договориться не сумели. Суть проблемы состояла в следующем: был ли Иисус «единосущным» с Богом-Отцом, или «подобносущным», то есть сотворенным Богом-Отцом. Первую версию отстаивала Западная церковь во главе с епископом Афанасием, вторую – более ученая Восточная церковь во главе с пресвитером Арием. Победила партия Ария, и на Никейском соборе был впервые озвучени символ веры, которым православная церковь пользуется до сих пор.

Отелло в порфире

Но вернемся к нашему герою. Мудрецы всего мира всеми силами открещивались от власти, зная, сколь тяжела эта ноша, способная надломить и самого крепкого человека. «Наша власть – жертва», – говорили они, облачаясь в порфиру лишь тогда, когда этого настоятельно требовали задачи эволюции. Императоры Нума Помпилий в Риме и Акбар в Индии, царь Иван III в России, король Генрих IV во Франции, королева Елизавета I в Англии, президент Джордж Вашингтон в Америке, – все они прожили нелегкую жизнь, заслужив в веках благодарную память потомков. К сожалению, Константину тяжкая ноша оказалась не под силу, хотя, бесспорно, предпосылки для настоящего властителя, в частности, желание изменить жизнь подданных к лучшему и непреклонная воля, чтобы его осуществить, у него были. Но, как сказано: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит» (Марк, гл. VIII – 36). Эта библейская фраза точно формулирует трагедию порфироносного владыки Римской империи. В какой момент времени в душе этого, бесспорно, одаренного человека, наделенного абсолютной властью, появилось первое пятно ржавчины, медленно подточившее здоровую нравственную основу? Быть может тогда, когда от череды предательств тестя и двух зятьев (Лициний также был казнен) зародилось разрушающее чувство подозрительности? А также гнев и ярость, часто проявлявшиеся в последние годы правления? Кто знает… Одно бесспорно – кульминацией нравственного падения стало собственноручное убийство жены и косвенные убийства сына и племянника.  О причинах, повлекших за собой страшную трагедию, известно мало. Сразу после события император распорядился изъять из архивов все документы расследований. Приведу лишь одну из возможных версий. Скорее всего, виной всему послужили интриги честолюбивой Фаусты. Узнав, что Константин намерен сделать Криспа своим соправителем, императрица решила, что это повредит интересам ее сыновей. И хотя супруг не раз говорил, что империи хватит на всех его детей и племянников, Фауста подстроила так, что захмелевший Крисп, провожавший мачеху во дворец после праздника, оказался в ее спальне. А она, спровоцировав пасынка, позвала на помощь…

По счастью, Константин проявил понимание – протрезвевший сын получил отменную взбучку за неумение владеть собой. Видя, что план провалился, Фауста, которая никогда не отступала от намеченной цели, организовала на пасынка донос. Мол, Крисп и племянник Лициниан вели переговоры с римской знатью о перераспределении власти. На этот раз дело пахло государственной изменой. Остерегаясь скоропалительных выводов, оскорбленный в лучших чувствах, отец поручил расследование своему преданному наставнику Дацию и главному судье Рима. Оба вынесли вердикт: молодые кузены действительно вели подобные разговоры, но едва сенаторы высказали намерение отстранить Константина от власти, участвовать в заговоре категорически отказались. И вновь император проявил благоразумие: в сопровождении Дация отослал обоих в ссылку на Адриатику, – до окончательного решения. Но принять его не успел – в один из дней во дворце начался переполох. Оказалось, престарелый наставник Константина, ворвавшись в спальню, едва не заколол императрицу кинжалом. Раненный стражей Даций на смертном одре протянул императору предписание немедленно казнить Криспа, Лициниана и его самого, подписанный … Константином. Братьев лишили жизни сразу, а ему помогли бежать охранявшие крепость старые товарищи-легионеры. (По одной из версий приказ составил и подделал подпись правителя любовник Фаусты, учитель императорских детей). При этом известии императора охватило холодное бешенство. Он вошел в термы, где супруга по обыкновению часами принимала горячие ванны, и задушил ее собственными руками. На следующий день Рим гудел, как растревоженный улей, обсуждая потрясающую новость: императрица утонула в бассейне, заснув от расслабляющего макового напитка.

Византий – второй Рим

Императору оставалось править чуть больше десяти лет. И все эти годы, по словам современников, он жил с колоссальной тяжестью на душе. Чтобы забыться, он направил свою мощную волю на сооружение новой столицы римской империи – на месте города, по легенде построенного сыном бога Посейдона Византием. Во время торжественной церемонии, происходившей 4 ноября 326 года, Константин лично наметил границы будущих крепостных стен своим копьем (по другой версии – вспахал борозду). И со всех концов империи сюда потянулись сотни мастеровых: зодчих, скульпторов, плотников, каменщиков. На Акрополе, наиболее укрепленной части города, возвели христианский храм святых Апостолов. В городе построили еще четыре языческих святилища: Кастора и Поллукса (богов-покровителей конницы), Священного Мира, богини Фортуны и самого императора. В последнем храме по преданию находилась огромная статуя Константина с шаром в руке, в основании которой хранился священный Палладий. Эта легендарная святыня, которую Зевс сбросил с небес первому царю Трои Дардану, обладала свойством делать город, где находилась, непобедимым.  Император, не любивший мятежный Рим,  специально лишил Вечный город силы, забрав Палладий, некогда привезенный сюда Энеем, из храма богини Весты. Так Византий стал преемником Трои, самой древней цивилизации Средиземноморья. Близ залива Золотой Рог появился императорский дворец Буколеон, рядом с ним – ипподром с ложей для императора, украшенной той самой квадригой, что высится ныне на соборе святого Марка в Венеции. Сам Константин некогда вывез скульптуру с четверкой лошадей из Александрии. Через четыре года  великолепный город, куда свезли многие художественные сокровища империи, вновь встречал своего основателя.

Теперь предстояло заселить его людьми всех сословий.  Император, как обычно, действовал и таской, и лаской. Таской – издав закон, согласно которому только обладатель дома в Константинополе мог распоряжаться остальной своей недвижимостью и передавать ее по наследству потомкам. А также поступать на государственную службу. Лаской – под предлогом опасностей, подстерегающих их в военном походе, изъял перстень с печатью у старейших римских патрициев. Вскоре домочадцы получили письма с приказом немедленно переехать в Византий (ныне Стамбул). Поскольку под ними стояла печать главы семейства, указы которого исполнялись беспрекословно, оставалось только паковать вещи. На новом месте их ждал роскошный дворец – точная копия того, что остался в Вечном городе. Мастеровому же люду до обзаведения собственным делом выдавались хлеб, масло, вино, дрова. И все граждане бесплатно получали зерно из Египта.

Тогда же государственный символ Рима, орел, приобрел две головы: одна смотрела на Запад, другая – на Восток, а город стал связующим звеном между ними.

22 мая 337 года император умер. Накануне языческие жрецы отказали ему в отпущении грехов, христианские отцы – отпустили и похоронили в храме святых Апостолов. Ряд христианских источников утверждает, что на смертном одре он все же принял крещение, правда, неясно в какую из версий христианства – арианскую или афанасиевскую. В источниках фигурируют обе. Дальнейшее развитие событий также показало, что нарождавшейся церкви требовались властители, имя которых и после смерти можно было заставить работать в своих интересах.  Так, спустя полтора века во Франции появился новый Константин – Хлодвиг, язычник, обратившийся в христианство свою страну. А в VIII столетии в канцелярии епископа Рима отцы сфабриковали дарственную Константина, согласно которой император передал церкви светскую власть над империей. Фальшивкой ее признали лишь в эпоху Возрождения. До этого времени многим королям приходилось приезжать в Рим за короной, право на которую они имели с рождения. Истина же, скорее всего, лежит в иной плоскости. Ради власти, в противовес Риму, он строил Византий, разграбив для него «крупные языческие святилища в Эгейском море. Осквернены были храмы Асклепия в Эгисе и на Сицилии, и Венеры Урании у Ливанских гор».  Ради восхождения на политический Олимп утопил в крови восставших христиан Александрии. Не вера, как инструмент власти, а сама власть, абсолютная и безусловная, была для императора единственной истинной ценностью …

Арка Константина в Риме