Отличие литературы от практических руководств и научных трудов в том, что та создается, дабы облечь плотью слова некий строй чувств, подобно тому, как тело облекает незримую душу; и если литература призывает к себе на службу логику доказательств, ту или иную теорию, кладези эрудиции, утонченную наблюдательность, если кажется, что, отстаивая или ниспровергая то или иное мнение, она доходит в своем рвении до известной горячности, - все это преследует одну-единственную цель: тем вернее вовлечь нас в пиршество чувств. Полагаю, что тот или иной строй чувств, то или иное состояние души есть слуги и вестники Владыки Всего: боги древности, все еще обитающие на своем скрытом Олимпе, или ангелы более близкой нам эпохи, что восходят и нисходят по сияющей лестнице; а логика доказательств, теории, эрудиция и наблюдательность автора - лишь "развоевавшиеся бесенята", как называл их Блейк, - они не более, чем иллюзии нашей видимой преходящей жизни, и должны служить тому или иному строю чувств, иначе нам не вкусить вечности. Все, что можно увидеть, измерить, объяснить и понять, все, чего можно коснуться , о чем можно спорить - для художника, наделенного даром воображения, - лишь средство: он принадлежит жизни незримой, являя нам каждый раз ее новое - и все же древнее - воскрешение. Мы вновь и вновь слышим о том, что художнику следует обуздывать свои фантазии доводами рассудка, но единственное ограничение, которое ему и впрямь следует принимать в расчет, - таинственный инстинкт, заставлющий его творить, научающий его прозревать бессмертный строй чувств в смертных порывах, непоколебимую надежду в обыденном честолюбии, божественную любовь в плотском желании.
