Все помнят старый советский анекдот: чукчу принимают в Союз писателей, выясняется, что Толстого он не читал, Чехова, Гоголя тоже, вообще мало что читал.

– Чукча не читатель, – с гордостью объявляет чукча, – чукча – писатель!

Похоже, в нашем кинематографе пробил звёздный час «чукчи-писателя».

Наши дети не читают давно. Это ещё при советской власти началось. А уж теперь и подавно. Интернет, компьютерные игры, комиксы, телевизор… Увидеть сегодня ребёнка с книгой в руках – большая редкость, уникальный кадр; хоть беги за фотоаппаратом.

А если в детстве ты не подружился с книгой, в юности читателем не станешь. В кинозалах большей частью сидят «нечитатели». Их не возбудишь остроумной вязью диалогов, им надо, чтобы на экране всё время что-то двигалось, взрывалось, стреляло…

Но беда в том, что и в кинематографию, и в кинорежиссуру сегодня приходят «нечитатели». У них нет и не может быть литературного вкуса. А ведь в основе настоящего кинематографа лежит литература, полноценная драматургия. Что же может сочинить человек, не одолевший к 25–30 годам целую библиотеку мировой литературы? Как может отличить макулатуру от настоящей драматургии режиссёр, не выработавший в себе литературного вкуса?

Отсюда – то несвязное бормотание, которое мы слышим с экрана, ходульные персонажи – все на одно лицо; завязать интригу ещё с грехом пополам могут, а развязать не хватает ни сил, ни опыта. Затянуть сюжетный узел могут, а распутать – никак.

Явление типичное не только для русского кино, но и для сегодняшнего американского также, может быть, даже в большей степени. Там ведь тоже в кино работают «нечитатели».

Сильнейшее потрясение я испытал однажды в Вашингтоне. Студенты Джорджтаунского университета смотрели мой документальный фильм «Великая криминальная революция». Я фильм видел, поэтому провёл время в баре в компании молодой аспирантки. Пили кофе, говорили об американской литературе, начали с детской…

Я смотрел на неё как на некое чудо, выросшее в пустынях Техаса – до ближайшей цивилизации (то есть бензоколонки) 200 миль. (Но нет, родилась в большом городе, училась в университете…)

О Фениморе Купере и Майн Риде она никогда не слышала, «Приключения Тома Сойера» видела в кино… Эдгар По?.. Что-то такое читала… Джек Лондон?.. «Знаю, конечно, но читать не довелось…» Стивенсон, Конан Дойл? «Видела, конечно. Обожаю Шерлока Холмса и его друга – как там его?..» Стендаль, Бальзак… Дюма? «Ну, кто же не знает «Трёх мушкетёров» или «Графа Монте-Кристо»?» – «Так видели или читали?» – «Не помню».

Перешли к взрослой литературе. «А вот такого писателя – я его очень люблю – Теодора Драйзера вы читали?» Ощущение, что даже не слышала про такого.

Что же она читала? Фолкнер, Стейнбек, Марсель Пруст, Джойс, Генри Миллер…

Я тогда подумал: любой советский инженер знает американскую литературу лучше, чем она. И уж, конечно, читал и Майн Рида, и Джека Лондона, и Фолкнера со Стейнбеком…

Про сегодняшнего молодого русского инженера я уж этого не скажу – уровни начитанности сравнялись.

...

У каждого времени свои герои, у мальчишек разных поколений свои кумиры. Сейчас время Гарри Поттера. У мальчишек моего поколения кумирами были мушкетёры короля Франции. Именно Александр Дюма-старший заставил меня полюбить Францию, её язык, её культуру. Приехав в первый раз во Францию, уже взрослым человеком, я всё равно был удивлён, что во Франции не все мужчины – мушкетёры и графы Монте-Кристо.

«Любите книгу – источник знаний» – написано было на всех углах в советское время. Конечно, книга даёт и знания. Тот же Жюль Верн, к примеру, – как много в своих занимательных романах он сообщает полезных сведений о географии, геологии, минералогии, химии, физике, астрономии… Но знания может дать и учебник, и живой учитель, а нынче – Интернет…

Книга воспитывает чувства. Какой Интернет, скажите на милость, может воспитать чувство собственного достоинства, чувство долга перед Родиной; какой учебник сможет внушить молодому, вступающему в жизнь человеку понятия о чести, благородстве, любви к отечеству?

Всё это даёт только книга.

Человек, отлучённый от великой литературы прошлого, – ущербный человек; для меня это аксиома. И беда всего человечества в том, что книги, их авторы, великие духовные педагоги, воспитавшие сотни поколений, перестали участвовать в формировании человеческого общества.

Советская литература, которую мы тоже читали взахлёб, была очень идеологической. А куда же без идеологии? Это мы только, сумасшедший народ, ухитрились жить полтора десятка лет без какой-либо идеологии. И оказались близки к духовной смерти. Идеология – это столп, на котором держится государство.

…

В целом советская литература – талантливая литература. Лет пятнадцать назад я решил пересмотреть всю библиотеку тех лет, перечитать книжки, которые произвели впечатление в детстве и юности. Хотел прояснить для себя – выдержали они испытание временем или нет. Другими словами, настоящая это литература или ненастоящая.

Открывал, например, какого-нибудь Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды», или «Белую берёзу» Бубеннова, или даже «Молодую гвардию» Фадеева – нет, читать невозможно, а ведь когда-то читалось, особенно «Молодая гвардия», и как читалось – взахлёб! Эти книжки не выдержали испытания временем – это не литература.

Открываю собрание сочинений В. Кочетова, пытаюсь читать – невозможно! Тоска, скука смертная… И вдруг – как луч света в тёмном царстве: «Семья Журбиных»! Роман. Полноценная литература. Недаром по нему получился такой хороший фильм в конце пятидесятых. Назывался он «Большая семья» – «Ленфильм», режиссёр Иосиф Хейфиц.

Купил как-то в букине трёхтомник Аркадия Гайдара, думаю, полистаю на досуге. Два дня провалялся на диване, пока не прочёл от корки до корки. Литература!

Так я развлекался года три, устроил полную ревизию советской литературе. Многие книги, произведшие впечатление в юные годы, устояли, не поблекли, не состарились… Катаев, Кассиль, Фраерман, Нилин, Паустовский, Симонов, Ильф с Петровым, Чуковский, Маршак, Сейфуллина… Да разве всех перечислишь!..

…

Пробелы в моём книжном образовании объяснимы и обстоятельствами нашей тёмной жизни. До сорока лет я не прочёл ни единой строчки Владимира Набокова. А ведь он ещё был жив; и жил не так уж далеко от меня – в Швейцарии, на берегу красивого озера, в городке Монтрё, где похоронен мой кумир Чарльз Спенсер Чаплин.

Набоков стал появляться в СССР в начале семидесятых – контрабандно. Сначала «Лолита», потом и другие произведения. В литературном ранжире он сразу занял первое место. Я эту точку зрения не разделяю. Понимаю – хороший писатель, но сравнить его с Буниным, Куприным, тем более с Чеховым никак не могу.

Настоящий расцвет советской литературы начался после смерти Сталина. Писатели мало-помалу начали смелеть – писать правду. Первой ласточкой был роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым». Читала вся страна; в читальных залах, в библиотеках выстроились очереди, книгу рвали из рук. Это была ещё не правда, а только намёк на правду – о тяжёлых послевоенных годах. Но и этого хватило, чтобы партийное руководство насмерть перепугалось.

Состоялся пленум Союза писателей, где роман подвергли резкой критике – с партийных, конечно, позиций. «Критика» была столь резкой, что показалось на минуту – вернулось сталинское время.

К примеру, известная писательница, набившая руку на рассказах о Ленине (кажется, Прилежаева), говорила на этом пленуме так:

– Если завтра в Москву войдут немцы, нас всех повесят, а его назначат мэром… (Рассказывал мне это сам Дудинцев в середине семидесятых.)

Дудинцева отлучили от литературы, оставили без средств к существованию; книгу изъяли из библиотек. Я много раз перечитывал этот роман, наконец, решился снять по нему фильм (возможно, лучшее моё произведение). В 1962 году грянул гром. В «Новом мире» был напечатан рассказ «Один день Ивана Денисовича». В мою жизнь вошёл Солженицын. В печати появился «Матрёнин двор», «Случай на станции Кочетовка». Это уже был не намёк на правду, а чистая, горькая, опасная, как оголённый электрический провод, правда.

Солженицына перестали печатать. Мы листали слепые машинописные копии «Ракового корпуса», «В круге первом», «Телёнка»… А потом – как обухом по голове – «Архипелаг ГУЛАГ». Это был смертельный удар по «Софье Власьевне» (Советской власти). Часы стали отсчитывать последние годы её жизни.

Году в 1965-м случился ещё один великий праздник у советских читателей. Наконец-то был напечатан (с купюрами) великий роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».

Вообще это тридцатилетие (1956–1986) дало нам замечательную литературу, родило удивительных писателей. Замечательные наши «деревенщики»: Фёдор Абрамов, Борис Можаев, Виктор Астафьев, Василий Белов, Валентин Распутин, Евгений Носов… Так называемая лейтенантская проза: Юрий Бондарев, Григорий Бакланов, Борис Васильев, Вячеслав Кондратьев, Василь Быков, Константин Воробьёв… Ну и так далее и так далее… Настоящий читательский пир. Жаль только, книжку каждого из этих авторов было трудно достать. Но мы доставали и читали, читали…

Помню, в те времена ездили по деревням – за книгами. Мы, например, одесситы, – в Молдавию. Заходишь в сельский книжный магазин и обязательно найдёшь на полках интересную книгу: Айтматова, Трифонова, Аксёнова, Евтушенко… А если повезёт, то и Ахматову, и Цветаеву, и Булгакова…

С приходом Горбачёва в страну вернулись книги русских писателей-эмигрантов: И. Шмелёва, Б. Зайцева, Мережковского, Гиппиус, Северянина… Но как раз читать стали меньше. Листали в основном газеты, журналы (особенно «Огонёк»). Обалдевали от всяких разоблачений, от «открытий», от новых страниц истории, от новых трактовок… Много появилось и откровенно подлых выдумок (в них охотно верили)… Оказывается, Маяковский не застрелился, а его застрелили… Есенина повесили… Горький – главный гонитель и губитель литературных талантов… И прочее и прочее. Правда и ложь вперемешку. Поди разберись.

Наступили 90-е годы. К 1992–1993-м годам в стране прошли некоторые демократические перемены, но и произошла настоящая революция – криминальная. Россия стала совершенно криминальной страной.

Но случилось и более ужасное – произошла нравственная революция.

Оскару Уайльду принадлежит фраза: «Раньше книги писали писатели, а читали читатели. Теперь книги пишут читатели, а не читает никто». Уайльд шутил, конечно. Но прошло сто лет, и шутка оказалась чистой правдой.

Сколько же я прочёл за эти годы макулатуры! И Пелевина и Акунина, и Сорокина и Венечку Ерофеева (у тогдашней интеллигенции Венечка занимал на литературном пьедестале одну ступеньку со Львом Толстым!), и Донцову и Минаева, и О. Робски и мадам Вильмонт… Сколько я пролистал мемуаров наших политиков – от Ельцина и по нисходящей (остроумный Ю. Поляков назвал их «мемуарами быстрого реагирования»; не успел человек сесть в высокое кресло, и уже бац! – мемуар!).

Большинство этих книг я спускал в мусоропровод или закидывал в угол багажной полки (если летел в самолёте), выбрасывал из окна бегущего поезда, кидал под колёса автомобильного потока… Такая у меня была форма протеста.

Где-то в середине семидесятых сидели мы с одним милиционером в сауне бассейна «Москва» – там, где стоял прежде и стоит нынче храм Христа Спасителя. Милиционер этот был большим начальником и высокообразованным человеком. Заговорили о любимых книжках, и он произнёс фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Образованным человеком должен считаться не тот, кто много читает, а тот, кто много перечитывает».

Я подумал: как правильно! Что толку, что я прочёл «Войну и мир» в девятом классе. Нет, её надо перечитать и в университетские годы, и в зрелом возрасте, и на исходе дней своих. Последнее я собираюсь сделать в ближайшее время. Мне представляется такая идиллическая картина: деревня, осень, дожди, а я сижу в тёплом доме и читаю «Войну и мир» – какое счастье!

Мы возвращались тогда из сауны с Высоцким (он тоже был в нашей компании), и Володя сказал: «Такие люди долго Наверху не живут». И как в воду глядел – вскоре Сергей Александрович Крылов, генерал-лейтенант милиции, начальник милицейской академии, – застрелился. Пришёл на службу, провёл совещание, потом удалился в комнату отдыха, снял китель и нажал на курок.

Но завет его я помню. Много лет я в основном перечитываю. Я вдруг обнаружил, что в двух огромных книжных магазинах (куда я всегда ходил за макулатурой) есть букинистические отделы (не путать с антикварными!); там можно купить всего за 600 рублей (столько стоят обе книжки Оксаны Робски) всего Тургенева, двенадцать томов. Причём прекрасно изданного; в 60–70-х годах книжки издавали на совесть, у них даже запах другой. За 1800 рублей можно приобрести 30 томов собрания сочинений Максима Горького, за 600 рублей – полного Бунина, за столько же – всего Куприна… Видите, каждая палка о двух концах – плохо, что не читают, но зато бесценные сочинения упали в цене, стали доступны самому бедному читателю. А они, настоящие читатели, в основном и остались только среди бедных слоёв населения.

…

Особенно поиздевалась наша «элита» над «Песней о Буревестнике». В художественном плане это стихотворение в прозе М. Горького она ставила гораздо ниже бессмертного произведения Венечки Ерофеева. «Легко было ему писать о приближающейся Буре, – говорили они. – Сам-то Буревестник жил в Италии, на Капри». Издевались как раз те, у кого нынче дачи и на острове Капри, и в Сардинии, и во Флориде.

Да, «Песню о Буревестнике» Горький написал в Италии. Это сказалось даже в самой мелодике стихотворения. Обратите внимание, его легко спеть на мотив «Вернись в Сорренто».

Но подобные обстоятельства никак не должны умалять художественные достоинства этого маленького шедевра. К примеру, Бунин написал «Тёмные аллеи», живя на юге Франции, в городке Грасс…

Для чего я пишу эти заметки? Надеюсь, что сегодняшний студент, будущий сценарист или режиссёр начнёт запоем читать книги? Как же… разбежались они!

Был у меня лет тридцать назад один ученик. Мечтал стать кинодраматургом. Помог я ему поступить во ВГИК. Составил большой список литературы, которую он обязан прочесть. Особенно выделил «Мартина Идена» Джека Лондона. Ничего из списка он, конечно, не прочёл.

– Ну хоть «Мартина Идена» прочти! – долбил я ему. – Во-первых, это занимательное чтение, я лично прочёл три или четыре раза… Во-вторых, написано великим писателем, да ещё и о том, как он стал писателем…

Не прочёл он и «Мартина Идена». И сценаристом, конечно, не стал. Но это было давно, ещё когда был жив, Царствие ему Небесное, советский кинематограф.

Сейчас бы стал вполне удачливым и успешным кинодраматургом.